Андрей Ильенков - Повесть, которая сама себя описывает

Э, нет, не пойдет! Монархию не надо.

Ну, не монархию, а вот реставрировать бы капитализм. И тогда не нужно было бы воображать, что ты с Пушкиным на дружеской ноге, а можно было бы реально купить бывшую Американскую гостиницу и жить в комнате, где жил Чехов. Или купить дом Расторгуева, и тоже круто. Но даже до реставрации капитализма и то можно кой-как прикоснуться к вечности, вдохнуть воздух истории и все такое. Можно!

Ведь в годы войны здесь не только ковалось оружие победы, но и находилась Академия наук СССР. Можно себе вообразить этих академиков еще дореволюционной закваски, как они важно ходили в своих дорогих шубах и шапках по заснеженным улицам, с какой, вероятно, снисходительной иронией получали свои академические пайки. Как собирались вечером у камелька и на чистейшем французском языке обсуждали, вероятно, аспекты хамской власти и на чистейшем немецком — тонкости какого-нибудь там газогенераторного разделения изотопов. Как на чистейшем английском тонко шутили и горячо спорили. Но последнее уж они делали, безусловно, на чистейшем, благороднейшем, немного старомодном русском. А выпив, многие при случае могли побалагурить на идиш, а то и на иврите. Это, кстати, тоже кое-что.

Доля еврейской крови у Кирюши была, и, думая об Академии наук в годы войны, он с удовольствием представлял себя каким-нибудь Иоффе или типа того. Ведь, что ни говори, было обаяние в этом староеврейском духе. Нет, не древнееврейском, ничего такого не надо! Не надо никаких таких обрезаний (он поежился), ни к чему синагоги там всякие, миквы и мацы. Но вот атмосфера жизни добропорядочного советского еврея былых времен, профессора или академика, была упоительна. Но только чтобы непременно лауреата Сталинской премии. Вот он, такой лауреат, приезжает из академии на персональном «Зис-110» — шофер ему дверцу открывает, портфель несет. Квартира шестикомнатная. А дома жена, всякие там бабушки, дедушки, тетушки... Какие родственники помоложе — те сплошь, конечно, врачи, филологи и пианисты, в таких же, как у него, очках в роговой оправе. Какие постарше — те попроще: аптекари там, бухгалтеры. Какой-нибудь там древний дедушка — тот, возможно, даже с пейсами и в лапсердаке. Домработница Марфуша накрывает на стол... Водочка кошерная, курочка, щучка, фаршированная с чесночком... Нет, это все тоже очень неплохо. Конечно, это не жизнь русского барина даже и средней руки, но тоже ничего, жить можно. Если лауреат Сталинской премии. Как какой-нибудь там Эренбург.

— А как какой-нибудь там Мандельштам, не хочешь? — ехидно спросил Стива.

Да, действительно, ну их на фиг, эти еврейские дела. Лучше как обычно. В русской литературной атмосфере. Ведь здесь жил и творил великий сказочник Бажов! И ведь Уралмаш назвал «отцом заводов» не кто иной, как, тьфу, конечно, но великий социалистический реалист Горький. Если Кирюша не ошибается. И ведь именно этому городу были посвящены многие стихи бывшего великого футуриста Маяковского.

А сколько пленительных сердцу картин открывает вдумчивому краеведу история родного города! Вот в преддверии двухсотлетия города спорят, как его назвать: Красноуральском? Уралградом? Платиногорском? Реваншбургом? Вот не оцененная тупыми обывателями скульптура «Ванька голый». Вот конструктивистская архитектура...

А вот — еще раньше — отважные бои рыцарей белого движения с краснопузыми! А вот величайшее во всей человеческой истории преступление — сатанинская расправа со святыми страстотерпцами и великомучениками из царской семьи!

А вот страшный вечер 26 октября 1917 года в городском театре, заседание Екатеринбургского Совета, который объявил себя единственной властью в городе. Но Россия не сдалась сразу! Забастовали чиновники Горного правления, банков, телеграфа, телефонной станции. Прервалась связь города с большевицким центром. Радостно передавалась благая весть: восстание в Петрограде разгромлено, на Урал идут освободительные отряды! Единым фронтом выступили уральские кадеты и правые эсеры. На улицах появились листовки с обнадеживающими словами: «То, что происходит в Екатеринбурге, есть последние судороги большевизма». Эсеры вышли из Совета и потребовали создания однородной социалистической власти. И уже 31 октября 1917 года власть в городе перешла к эсеровскому комитету. Увы, уже в ноябре хозяином в городе вновь стал Совет рабочих и солдатских депутатов.

А вот и сказочно прекрасный, дореволюционный, царский Екатеринбург... Расцветают промышленность и торговля, лучи царских железных дорог протягиваются отсюда во все концы империи, развиваются наука и культура. В городе — две гимназии, Уральское горное училище, издаются две газеты, возникает крупнейшее в стране общество краеведов — Уральское общество любителей естествознания (УОЛЕ) и Общество уральских техников. А вот что пишет о городе великий Менделеев: «Екатеринбург называют столицей Урала... Город большой... В городе довольно много больших, хороших построек... Театр...» А вот и сам Антон Павлович Чехов что-то такое там написал...