Андрей Ильенков - Повесть, которая сама себя описывает

«В старомодном ветхом шушуне» — это истинная правда. Но не сыновье чувство только, простая вежливость требует вести себя тактично. Истинная правда, что некрасивая девушка похожа на лягушку, ваша первая учительница по жизни была дурой и корячится, как каракатица, на своем костыле, и что от такого салата вы в прошлый раз продристали всю ночь. Так теперь будем писать про это книги и рассказывать корреспондентам радио «Свобода»?

И ведь от вас не требуют называть это одеяние словом «манто», правда? Только не надо говорить матери: «Ах ты и пугало, ну ты и рвань, ох ты и шелупонь! Проволочкой подвяжись, ворона! Газетку запихай, корова старая!» Не надо демонстративно отворачиваться при случайной встрече на гумне и спрашивать соседей: «А это что за чучело?» Никто также не обязывает верить, что на рассвете душманские бомбардировщики обрушили свой смертоносный груз на Киев, Смоленск и Алма-Ату, что танковые клинья... и так далее. Но раз уж так получилось, то делай, что должен, и будь что будет.

Вот какое длительное отступление пришлось сделать только из-за того, что один из героев повести одновременно как бы и покраснел (глазами), и побледнел! Не проще ли было изменить сомнительную фразу? Разумеется, проще. Но не созданы мы для легких путей, а всегда идем по линии наибольшего сопротивления.

Итак, Олег возопил про харэ, нанюхались и ударил Стиву по башке. Стива от неожиданности даже удивился. Даже до такой степени, что только и смог, вытаращив глаза, спросить:

— Ты че хоть?!

Олег, медленно краснея и бледнея во взаимнообратных направлениях и тем самым становясь похожим на более нормального человека, ответил и более человеческим голосом:

— Да ниче! Ты тоже того, думай головой!

— Кого думать?

При этом оба встали с сидений. Кирилл тоже подскочил, хлопнул в ладоши и, сорвав берет, воскликнул:

— Бейтесь, братцы, бейтесь! Бейтесь осторожно!

Стива и Олег переглянулись. Олег глубоко вздохнул и полушепотом объяснил:

— Кого думать? Да того! Слушают же все. Кто ж такие вещи в трамваях говорит?

Стива пожал плечами, тяжело вздохнул от мысли, что какой же больной на всю голову его товарищ, и сел на место через проход. Олег с Кирюшей тоже сели.

Кирюша сел, но молчать не стал и немедленно поддержал Олега Кашина:

— Да, Стива, это как-то опять не по-комсомольски. Просто уши вянут. В этой стране такие вещи нельзя рассказывать.

Олег, наклонившись к нему, досадливо вполголоса возразил:

— Да при чем тут страна? Просто в трамвае нельзя, могут подслушивать.

Кирюша опять же немедленно поддержал товарища, громко подтвердив его тихие слова:

— Да-да, и очень просто! Мы же ж таки умные люди! В этой стране в трамвае непременно подслушивают. А знаешь как, Олежек? Вон видишь на потолке динамик? А там еще и микрофончик маленький вмонтирован! Вот водитель объявит остановку, а потом переходит на прием. Кнопочку нажал — и все Стивины слова уже на магнитофон записывает!

Кашин поднял голову. На потолке действительно был круглый громкоговоритель, затянутый матерчатой сеткой. Кашину такая мысль прежде никогда не приходила. А теперь пришла. В принципе, ничего невозможного в этом нет. Технически очень просто. А сколько трамваев, сколько разговоров! А где-нибудь в засекреченном подземелье сидят сотрудники в наушниках и все прослушивают.

Кирюша же продолжал. И, подлец этакий, в полный голос продолжал чепуху свою вредоносную:

— Но особенно внимательно он не Стивины слова записывает, а твои! Стива-то что уж такого сказал, если глубоко задуматься? Ну подумаешь, двух женщин отымел! Он же их не насиловал, они сами пришли. А ты вот тут диссидентствуешь, позволяешь себе вслух выражать всякие подозрения, недоверие всякое собственное. Нам все это внушаешь! Секретарь комитета комсомола! Не странно ли с твоей стороны? Странно, если не сказать большего! Как ты думаешь, Стива, а он не японский ли шпион?

Стива оглядел напряженного Кашина с ног до головы и, утвердительно поморщившись, кивнул головой:

— Он-то? Всяко японский! Японский городовой.

— Да-да! Бывший японский городовой, а теперь шпион! Да я вам, уважаемый, более того скажу: он фетюк, просто фетюк!

Кашин, кажется пришедший в себя, посмотрел на обоих и сказал:

— Так! А вы знаете кто оба? Ты — безродный космополит, а ты — деградировавшая асоциальная личность с явными признаками вырождения! А у меня, между прочим, безупречное пролетарское происхождение.

— Так-таки и безупречное? — ядовито усмехнулся Кирюша. — Мамаша ваша, во-первых, хоть и на заводе, но не рабочая, а служащая, а это две большие разницы! Наши же мамочки тоже служащие, и батюшка Стивин тоже из рабочих, а мой покойный папочка вообще был красным командиром. Так что происхождение у нас, может, и почище будет! А во-вторых...