Альберт Лиханов - Собрание сочинений в четырёх томах. Том 4.

Много впереди искусов у Андрея, а у вас двоих немало мук, неприятностей, переживаний. Но, милые вы мои, разве мало радостей? И потом покажите мне человека, чье дитя не вызывало бы слез и страданий? Если и есть такие, я не верю в плодоносность их детей. Кем они вырастут? Сухарями, не знающими шуток? Печально унылыми исполнителями?

А еще Вы пишете про идеальное.

Про идеальные школы, где служили бы особо талантливые учителя, способные вылечить больных детей, где были бы студии и мастерские, полигоны и фермы, где царили бы исследование и эксперимент, строгость и справедливость, доброта и скромность.

Что ж, Нина Степановна, я тоже мечтаю о таких школах. Кое-где, надо сказать, они уже есть, появляются. И я согласен с Вами, что нашей стране под силу решить эту задачу, как согласен и с тем, что «не слабые духом, распущенные до абсурда, ни во что не верящие дети должны заступать на смену, а только здоровые, верные, надежные».

С одним не могу согласиться — что такие школы и решат проблему трудных, брошенных, больных детей.

Нет!

Никакой интернат, даже если там на трех учеников будет приходиться учитель, не заменит человечеству мать и отца, бабушку и дедушку, братьев и сестер. Нравственность передается не средствами науки, а средствами сердца, а его, единственное, родное, родительское сердце не в силах заменить ни эксперимент, ни справедливое ребячье товарищество, ни все иное — пусть гуманное, доброе, человечное, а все же не родное.

Роднёй крепок человек. Близкими. Матерью своей. С близкими все одолеть можно, если, конечно, существует стремление и действенное воспитание.

Школы будущего нам помогут, спору нет. А школа материнской любви помогает уже теперь, как помогала многие века назад. Как помогла она, скажем, лично Вам и лично мне.

Последнее, что я должен сделать, Нина Степановна, — утешить, успокоить Вас.

Ваша дочь и Вы вознесли себя очень высоко своим поступком. Вы живете выше нормы, потому что одарили любовью и заботой брошенного человека. Не надо тешиться без конца этой мыслью, но отбрасывать ее в сторону тоже негоже. Возвращаясь к ней, Вы можете укрепляться в своих силах и в том, что как бы плохо ни было, дело сделано и польза есть.

А плохое пройдет. Отболеет плохим, как корью, Ваш Андрей. Станет взрослым, благодарным Вам естественно за Вашу естественную любовь.

Да, наследственность существует, но пока в Андрее нет никаких примет злонамеренных ее проявлений. Пока обычный, возбудимый ребенок, неуравновешенный, плохо управляемый — но ведь не конченый! Конченых детей не бывает. Есть конченые, нетерпеливые взрослые.

Терпение. Вот то слово, ключ к истине.

Да здравствует терпение — родительское и учительское! Да будет терпелив взрослый, ударяясь о нетерпение ребенка. Пусть благодаря терпению он будет хотя бы чуточку выше своего воспитанника, потому что только с высоты можно разглядеть его близкое и дальнее, ошибки, и радости, муки и преодоления.

Да, надо быть чуточку выше и чуточку мудрее, ведь мы — взрослые, оказавшись одного роста с ребенком и снизив себя до одного уровня с ним, воспитание превращаем в борьбу, только не равных, все равно же взрослый — это взрослый. Такая борьба не ведет к победе. К подавлению, к ответной ненависти, к страху, что снова станут песочить, жучить, воспитывать, но кг к радости освобождения, самостоятельности, постижения и движения вперед.

Чуточку выше означает не что иное, как чуточку дальше. Дальше видно. Дальше слышно. Больше понятно.

Вот и все, Нина Степановна.

Генетическую предопределенность, даже если она и есть, может одолеть только терпение, продиктованное любовью.

Желаю Вам сил, терпения и настоящей любви к Андрею. Верю, что доброе дело, на которое решилась Ваша дочь и Вы тоже, возблагодарится достойно.

Сочувствие. Соучастие. Сопереживание. Сострадание.

Знаю, что многим не нравятся эти понятия: попугивают принадлежностью к ветхозаветным далям, к библейским истинам. Что касается слов, согласен: тут можно спорить. Но вот со смыслом — не поспешаем ли, отрицая суть этих слов? Ведь за ними — изначальные нравственные устои, нормы поведения, обязательные для каждого — независимо от образования, образа жизни, воспитания.

И должны же быть — должны! — в фундаменте, в основании каждого из нас естественные и незыблемые истины, выпадение которых — или хотя бы лишь одной — все равно как отсутствие целого звена в позвоночнике, в становом хребте человеческой души.