Ярмолинец Вадим - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

Михаил Михайлович Жукевич был мужчиной крупным, с выдающимися чертами лица и роскошными седыми волосами. Он зачесывал свою шевелюру назад, благодаря чему выглядел, как впередсмотрящий на мостике корабля, несущегося на всех парах в светлое будущее. И поседел он именно от сознания ответственности своей исторической миссии и тревожного предчувствия возможных препятствий со стороны недремлющего врага, которые надо будет успешно устранить. Пусть даже с риском для жизни. Пусть даже не одной, а, скажем, пары десятков миллионов. Светлое будущее того стоило.

Каждая черточка внешности Михаил Михайловича говорила: я – начальник! Такой просто не имел морального права махать киркой или, например, толкать тачку на строительстве светлого будущего. Даже если бы его построение зависело от последнего физического усилия одного-единственного человека и у партии больше не осталось ни одного верного ей сына, кроме Михаила Михайловича, то все равно целесообразней было бы дать кому-то поневзрачней двойную нагрузку, но Михаила Михайловича поберечь для командной роли.

Михал Михайлович встретил нас у калитки и, с ходу заключив Наташу в объятия, оторвал от земли и так – навесу – расцеловал в обе щеки.

– Доця моя, ну, что ты не позвонишь папке хоть когда-никогда?

Какие нежности е-мае!

– Так, тебя же все равно никогда нет, – ответила та, болтая в воздухе своими чудесными ногами.

– Ах, какая взрослая ты у меня стала! Уже пора замуж выдавать.

Не отпуская ее, он протянул мне пять.

– Как успехи?

– Нормально, Михал Михалыч, – отчитался я, поскольку перед таким человеком надо было только отчитываться и только за успехи. В чем? В такие мелкие мелочи ему вдаваться было недосуг.

– Ну, проходите. У нас тут уже гулянье в разгаре.

Мы прошли по асфальтовой дорожке между двух рядов аккуратно подрезанных и подвязанных виноградных кустов. Сквозь еще молодую, некрупную листву были видны головы танцевавших гостей на площадке перед домом. Магнитофон орал голосом Макаревича: “Мы себе давали слово, не сходить с пути прямого, но, так уж суждено! И уж если откровенно, всех пугают перемены, но, тут уж все равно! И вот, новый поворот! И мотор ревет! Что он нам несет?”

Меня от этой песни тошнило. Еще сильней меня тошнило от самого Макаревича, от его напускного вида усталого гения, поскольку этот гений играл, как играли 20 лет назад группы типа Creedence. Хотя, нет, что я говорю! У тех что ни песня, то хорошая мелодия, взять одну только Who’ll Stop the Rain, а у “Машины” что ни песня, то фига, и даже не в кармане, а возле него, чтобы начальству видней было. И начальство в своем перестроечном порыве мимо этой фиги не прошло. И вот пожалуйста – мотор ревет и новый поворот! И такой он, всем на радость, заводной, перестроечный, оптимистичный и снова с фигой, поскольку содержит щекочущий начальственные нервы вопрос: “Что он нам, всте-таки, несет – пропасть или взлет?” Между тем, вопрос чисто риторический, потому что новый поворот несет Макаревичу с его бригадой в красивых разноцветных пиджаках взлет, а всем остальным – не несет ни хрена! Ну, если не считать, конечно, бодрости духа, особенно необходимого в очереди за колбасой.

– Привет, сеструха! – Таня, расцеловала Наташу в обе щеки и, схватив за руку, потянула к танцующим, а цветы с невысказанными поздравлениями остались у меня. Я двинулся к столу. У меня есть золотое правило – оказываешься в обществе незнакомых людей, тут же опрокинь грамм сто для преодоления первых минут неловкости.

– Присаживайтесь, Митя! Вас Митя зовут? – спасла меня Танина маман, приняв букет на себя. Роскошная брюнетка с сигаретой в уголке полных, вишневых губ, она, конечно, была несравнимо лучшей парой Михал Михайлычу, чем его первая любовь. Она и моложе была Надежды Григорьевны лет на десять.

– Да, Митя. А вас?

– Нина Ефремовна. Можно просто Нина. Угощайтесь, холодец, салаты, отбивные, водка. Шампанское поберегите для дам.

Я начал с холодца, добавив к нему соленый огурчик. Холодец на свежем воздухе начал таять, но не потерял от этого своей стратегической важности. Он был идеальной смазкой желудка перед приемом алкоголя. Роль огурчика была чисто эстетстическая – ликвидация водочного духа во рту после ее приема на грудь. Проглотив кусочек холодца, я налил водку в толстенькую хрустальную стопку, опрокинул ее и закусил огурчиком. Все сработало на пять с плюсом.

– Вы, я вижу, знаете свое дело, – отметила Нина Ефремовна, щурясь от сигаретного дыма.