Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение

Ута подошла к столу, на губах ее играла насмешливая улыбка. Она вытащила из стопки толстый том: «Проблемы учения о происхождении видов. Двадцать четыре лекции в защиту теории эволюции против метафизики и витализма, Гамбург, 1933».

— Я знаю человека, который носится с вопросами о смысле жизни и тому подобном, — сказала она. — Если б он в самом деле искал ответа, он мог бы его найти у родного отца. Но, видно, все, что ему нужно, это приукрасить глубокомысленными проблемами свою душевную пустоту.

Хольт растерянно листал брошюры и статьи. «О патологических явлениях вырождения у пещерного медведя… 1911 г.» Он вспомнил, что отец сперва занимался сравнительной анатомией и, участвуя в экспедиции, изучал ископаемых рептилий в Южной Африке, где и застала его первая мировая война. Он был интернирован и, работая в больницах для туземцев, столкнулся с мало исследованными тропическими заболеваниями. Отсюда пошло его увлечение микробиологией… Хольт злился на себя и на мать, которая своими лживыми россказнями отдалила его от отца.

Ута все еще держала в руках том гамбургских лекций, она положила его на стол перед Хольтом.

— Ты спрашиваешь о смысле жизни? — сказала она. — Ищи ответа либо здесь, в книгах твоего отца, либо уж в Библии!

— Перестань! — сказал Хольт. — Возьми меня лучше с собой во Фрейбург.

Что-то ожило, что-то всколыхнулось в нем, он еще и сам не знал что.

Стоял ли еще январь? Или наступил февраль? Зима в горах не шла на убыль. Все эти дни Хольт пытался справиться с беспокойством, заглушая его тяжелой работой. Он пилил дрова и все больше освобождал Уту от ее каждодневных обязанностей по дому и в хлеву. Но беспокойство не оставляло его.

Ута больше не заговаривала с ним ни о профессоре Хольте, ни о полученном письме, не заикалась она и о докторе Гомулке. Зато она все чаще говорила о весне: «Когда земля оттает, мы с тобой начнем корчевать пни в саду». Говорила она и о лете: «Летом пристроим к дому террасу. Арендатор привезет нам несколько возов камня».

Арендатором был сын того старика, которого дожидалась Ута. Имение Барнимов, принадлежавшее теперь обеим сестрам, в сущности представляло собой большой крестьянский хутор, лежащий у подножия горы. Ута сдавала его в аренду, как и другое имение, поменьше, во Франконии. «Придет лето, — говорила она, — и мы…» Она постоянно повторяла это «мы». Весна, думал Хольт, а там лето, осень и опять зима — из года в год. В пустыне — из года в год.

Так дни уходили за днями, пока не приехал крестьянин.

Он явился под вечер, когда уже стемнело, и молча грелся у кафельной печки. Ута отправилась на его упряжке по замерзшему озеру к одинокому хутору на лесной опушке. Сосед обещал присмотреть за скотиной. По возвращении она стала готовиться к отъезду.

Выехали в четвертом часу утра. Ута снабдила Хольта в поездку тяжелым, неуклюжим тулупом. Она села в сани, Хольт укутал ей ноги полостью, а потом сел рядом. Небо было звездное, стояла ледяная стужа. Крестьянин по просьбе Уты снял со сбруи бубенцы. Лошади взяли дружно, и сани беззвучно покатили в ночь, в лесистые горы. Только фырканье лошадей нарушало тишину.

Ута дремала, привалясь к плечу своего спутника. Хольт не спал, его захватило зрелище нарождающегося утра в горах. Он видел, как тускнеют звезды, видел, как за горами занимается холодный голубоватый свет нового дня. Но вот взошло солнце, и лучи его ослепительно заиграли на снегу.

Скользя по заснеженным тропам, сани то ныряли в густую тьму высокогорного леса, лишь кое-где пронизанную снопами наклонно падающих лучей, то вырывались на солнечный простор, и так, по петляющим, полого поднимающимся дорогам путники достигли перевала. Отсюда как на ладони открывался весь южный Шварцвальд. На западе округлые очертания гор постепенно переходили в сплошную гряду, а далеко на южной стороне в прозрачном утреннем воздухе снежный зубчатый массив Швейцарских Альп сливался с синевой неба.

Ута проснулась, но хранила молчание. Да и Хольт молча вбирал в себя девственную красоту горного пейзажа. В ущельях, дымясь, низвергались водопады, и вода, стекая со скал, застывала в воздухе гигантскими ледяными сосульками. В тенистых расселинах карликовые ели поднимали к солнцу свои причудливые кроны. Солнечные лучи, преломляясь в кристаллах инея и в серебристой опушке хвои, распадались на все цвета спектра и пестрыми алмазными огоньками расцвечивали лесной полумрак.

— По-моему, это самое красивое место на земле, — сказал Хольт.