Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение

Хольт не ответил. Что мне нужно от жизни? — спрашивал он себя. Почему бы в самом деле не остаться здесь топить печи, а потом обучиться на санитара?

Сестра Мария отложила шитье. От ее робости не осталось и следа.

— Мне кажется, господь бог хотел тебя остеречь, когда чуть не дал тебе утонуть в озере, — сказала она. — Ты много в жизни грешил.

Он вынул спичку изо рта и обломил ее в пальцах.

— Откуда ты знаешь?

— Ты сам в бреду все рассказал. Это перст свыше привел тебя сюда.

Она говорила убежденно, и Хольт видел: она верит тому, что говорит. Перст свыше, господь бог… Слова эти звучали утешительно, заманчиво, его манило после стольких смутных, беспокойных лет безбожия попытаться начать жизнь, исполненную смирения и веры, чтобы больше уже ни о чем не думать и разом покончить со всеми сокровенными мучительными вопросами.

Он подсел к сестре Марии на диван. Она скромная, простая девушка; в ее простодушии было что-то непререкаемое и убедительное. Он принимал ее всерьез, принимал всерьез и ее слова.

— Да, я много в жизни грешил… — задумчиво произнес он. — А ведь я не всегда был таким! Когда-то у меня были идеалы, но меня ткнули во всю эту мерзость, как и всех нас.

— Мы сбились с пути веры, — возгласила она с экзальтацией, которая к ней никак не шла. — За это бог нас покарал.

Хольт с чувством разочарования подумал, что это не ее слова, ей не пришлось с трудом их подбирать; должно быть, она все это часто слышала и сама повторяла.

— Война, и ниспосланные нам испытания, и миллионы убитых учат, что мы должны вернуться к богу.

— Положим, что так, — сказал он, все больше разочаровываясь. Встал с дивана и прошел на середину комнаты. — С чего же мне начать возвращение к богу?

— Когда ты последний раз молился? — спросила она.

Он засунул руки в карманы и сверху вниз глядел в ее покрасневшее от экзальтации лицо. И вдруг ему вспомнилась сестра Регина; сестра Регина тоже говорила: «Попробуйте молиться!» Но, как и тогда, что-то в Хольте восставало, росло, в нем закипало раздражение. Не хочу никакого бога! — подумал он. Это люди, люди повинны в нужде, в страданиях, в миллионах убитых, может быть, потому, что несовершенны или еще почему-то. Бог не может быть повинен, иначе все проклянешь!

Внезапно Хольт будто издали увидел всю свою жизнь: да, он заблудился, но не он один свернул на ложный путь, и он знал; никакой бог в этом не повинен. Ибо одна истина на веки вечные врезалась в его сознание: не провидение, не судьба, не воля божья направляли шаги людей, нет, человек распоряжался судьбой человека, власть провидения — это власть людей над людьми. Но почему один — властитель, а другой — безвластный, откуда у властителя берется власть над безвластными, кто распределяет роли, кто устанавливает мерила добра и зла, справедливости и несправедливости и почему люди друг другу враги и их разделяет пропасть — всего этого Хольт не знал. Но одно он знал твердо: надо неустанно допытываться ответа на все «почему», начать наконец все сначала, искать, спрашивать, так, как ему однажды смутно рисовалось, на случай, если доведется уцелеть и жить дальше, — только это могло дать смысл и направление его жизни.

Хольт глядел на огоньки елочных свечей. Он думал о Гундель. И вслух, хотя обращался только к себе, спросил:

— Как это мне раньше не пришло в голову? Неужели надо было сперва растоптать и загубить единственное, что у меня еще оставалось? — Тут только он вспомнил о сестре Марии. Она сидела на диване, но была где-то очень далеко. — Я знаю, если бы не ты, меня, возможно, не было бы в живых, — сказал он и, жалея ее, добавил: — Спасибо тебе! Но никто и ничто меня не удержит. Может быть, некоторым утешением послужит тебе то, что я ухожу отсюда умнее, чем пришел.

Он уселся рядом с ней, позволил ей положить голову ему на плечо, дал ей выплакаться.

— Нас прибило друг к другу, — сказал он. — А теперь отнесет в разные стороны.

Хольт приехал в Гамбург около полудня. Он постригся и побрился у вокзального парикмахера и в автоматной будке заглянул в телефонную книгу. Реннбах, Франциск, коммерции советник, Лангенхорн, Оксенцоллвег, дом 3. Телефонный номер изменился, и ему пришлось справиться на вокзале, в почтовом отделении. Но едва он набирал первые цифры, как раздавались короткие гудки. Наконец удалось соединиться.

Ему ответили, что коммерции советник у себя в конторе на Холстенвале. Опять Хольт, чертыхаясь, крутил и крутил диск; раздраженная перепалка с секретаршей, не желавшей соединять, и наконец бодрый голос дядюшки: «Кто говорит?» Шум и треск в трубке. Хольт было подумал, что их разъединили, но вот опять раздался голос. «Вы в самом деле Вернер Хольт? Мальчик, мы же тебя ищем через все службы розыска! Доротея надеялась, что ты у отца».