Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение

— Меня интересует природа.

— А Шнайдерайт? Шнайдерайта тоже интересует природа?

— Скорее машины. Он без ума от машин. И чем машина больше, тем больше она ему нравится.

Теперь, когда Церник снабдил его контрамарками, Хольту вспомнился этот разговор. Он говорил себе, что давно должен был сводить Гундель на концерт, и ругал себя за свою оплошность.

Гундель принесла кувшин с колой, а вместо стаканов — огнеупорные кружки из лаборатории профессора. Прежде чем поздороваться, Церник сменил очки и объявил:

— А ты, Гундель, все хорошеешь!

Хольт внутренне рассердился. Хорошеет Гундель или не хорошеет — это не касается никого, кроме него, Хольта! Правда, Церник не покривил душой. Гундель была прелестна в своем белом холстинковом платьице, которое фрау Томас смастерила из обыкновенной простыни. Она уже сильно загорела, к тому же она так мило и естественно, легким наклоном головы поблагодарила Церника за комплимент и так грациозно опустилась в шезлонг, что у Хольта захватило дыхание и он почти болезненно ощутил биение своего сердца. Он полузакрыл глаза. Гундель не должна видеть, что он на нее смотрит, Гундель вообще многого не должна видеть. Хольт таился от нее, изображая доброго товарища, и никому, даже себе, не признавался в том, как он тоскует, когда она уходит из дому, и как вздыхает с облегчением, заслышав на лестнице ее шаги. После Гамбурга он не знал ни минуты покоя… Да, никакого сомнения: это Гундель отняла у него покой…

Церник пил уже четвертую кружку колы. С каждой кружкой он все больше оживлялся. Черпая сведения из своего неистощимого научного багажа, он прочел им целый доклад о белых крысах, rattus norvegicus — тема во вкусе Гундель.

— Что за удивительные создания! — ахала Гундель.

Хольту было интересно встречаться с Церником, но сегодня присутствие гостя его тяготило. Цернику незачем так рассыпаться перед Гундель, в этом доме у нее и без того хватает поучительных и интересных впечатлений.

Послышалось тарахтение мотора, это с завода возвратился профессор. Он приобрел подержанную, но еще вполне исправную машину для поездок в Менкеберг и обратно. Увидев, что Церник встал, Хольт вздохнул свободнее. Церник, уже стоя, наскоро допил остатки колы в кувшине, встряхнулся и бросил на ходу: «До чего невкусно! Но удивительно бодрит!» Он намеревался еще побеседовать часок с профессором; он давно уже убеждал его переработать свои гамбургские лекции и прочесть здесь курс. Цернику была известна история этих лекций. «На сей раз нет опасности, что иезуиты пришлют вам на занятия моторизованную полицию!» — говорил он.

Наконец Хольт остался вдвоем с Гундель. Но внезапно им овладело смущение. Это случалось с ним не впервые: он тосковал по Гундель, а с глазу на глаз не знал, что ей сказать. Взяв себя в руки, он стал расспрашивать ее о работе. Оформили ли ее на фабрике как ученицу?

— Осенью, возможно, — отвечала Гундель. — Мюллер хотел протолкнуть это дело, а теперь, пожалуй, ничего не выйдет.

Хольт рассеянно кивнул. Да, вот и лето на дворе. Скоро каникулы.

— Когда у тебя отпуск? — спросил он.

— В конце июля. Мы уже запаслись местами в туристском лагере на Балтийском побережье.

Это известие больно резнуло Хольта — и не только это «мы», но и самая поездка Гундель на взморье. Гундель жила своей, независимой жизнью, она собирала растения, интересовалась природой, зимой вместе со Шнайдерайтом занималась в физкультурных секциях, а летом ходила с ним плавать; кроме того, зимой и летом играла в ручной мяч, а теперь она и вовсе исчезнет на две недели. Гундель уезжает со Шнайдерайтом, они вместе едут к морю, эта мысль подкосила Хольта. Он не решался додумать до конца, что такая поездка означает. Неподвижно лежал он в своем шезлонге, вечернее солнце било в глаза. Надо было подавить в себе горечь, подавить оскорбленное самолюбие, со всем смириться да еще обратиться к Гундель с видом дружеского расположения — ничего другого ему не оставалось! Итак, он открыл глаза и сказал:

— Может, доставишь мне удовольствие, пойдешь со мной на симфонический концерт?

— На концерт? Я еще никогда не бывала на концерте!

Никто не умел радоваться, как Гундель. Ее благодарность смягчила Хольта.

— Смотри же, в субботу, — сказал он.

Но тут на ее лице погасла радость, она огорченно взглянула на Хольта.

— На субботу я уже договорилась, мы с Хорстом идем в театр.

С Хорстом! Нет, он не в силах это больше слышать!

Ему она отказывает, а приглашение Шнайдерайта принимает. Вечно этот человек становится у него на дороге! В театр! Гундель идет в театр! Почему он всегда опаздывает?