Профессор повернулся к Мюллеру, лицо его постепенно разгладилось.
— А ведь верно, — рассмеялся он. — Когда-то я сказал это вам, а сегодня вы по праву возвращаете мне. Ладно, будем перебиваться. Но по крайней мере обеспечьте нам уголь, не то и сон не поможет.
Шнайдерайт поднялся по лестнице главного корпуса. Он искал Гундель, но комната ее была пуста. Должно быть, опять сидит у Блома, он обещал научить ее пользоваться счетной линейкой, подарком доктора Хагена ко дню ее рождения.
Увязая в глубоком снегу, Шнайдерайт протопал через заводской двор к баракам. Когда он входил к Блому, инженер, нацелившись в Гундель острием карандаша, восклицал:
— А почему, спрашивается, математика у греков так и не освободилась от оков элейской школы? Да потому, что она не считала возможным унизиться до решения практических задач…
Тут только он увидел вошедшего Шнайдерайта.
— Ты не забыла? Нам вечером книги менять, — обратился Шнайдерайт к Гундель.
Пока Гундель надевала пальто, Шнайдерайт взял с письменного стола один из листков, испещренных цифрами и значками.
— Что это? — спросил он.
— Вращение цилиндрического жезла, — с готовностью отозвался Блом. — Эйнштейновская зета-функция как решение частного дифференциального уравнения. Я не пожалел труда и нашел его в цифрах!
Шнайдерайт задумчиво покачал головой.
— Сколько примерно нужно учиться, чтобы решать такие задачи?
— И не спрашивайте! Даже при больших способностях на это нужно много лет, да еще при условии достаточной подготовки и полного освобождения от других занятий.
Гундель с удивлением смотрела на своего друга.
Шнайдерайт отложил листок.
— Я просто так спросил, из интереса.
Он протянул Блому руку.
Но инженер продолжал неподвижно сидеть за письменным столом.
— Надеюсь, я вас не огорчил? — сказал он, кивая Шнайдерайту. — Надо мириться с жизнью такой, как она есть, не тая в душе злобы. Вам, как и мне, не правда ли?
— Мириться? — насторожился Шнайдерайт. — С чем же, собственно?
— С тем, как дурно устроен свет, с существующими порядками, от которых солоно приходится простому человеку. Легче — как его там — двугорбому верблюду пролезть сквозь игольное ушко, нежели бедняку — в дверь университета! Вот и принимаешь как должное, что деньги ставятся выше призвания и что человеческое общество так неразумно — можно сказать безобразно — устроено.
— Оно таким не останется! — заявил Шнайдерайт не то с вызовом, не то обнадеживающе.
— Вы молоды, — улыбнулся Блом. — И я когда-то оптимистически смотрел на мир.
— В том-то и дело, что мир надо изменить! — без колебания подхватил Шнайдерайт.
Блом, всем своим видом выражая покорность судьбе, пожал ему руку.
Гундель и Шнайдерайт зашагали по глубокому снегу.
— Тебе нравится специальность Блома? — спросила Гундель.
— Мне? С чего ты взяла? — удивился Шнайдерайт. И, пройдя несколько шагов, добавил: — Жаль только, что в моей специальности нет машин. Одна бетономешалка!
Хольт шел по коридору мимо мансард. Он понимал, что все зависит от разговора с отцом. В столовой было темно и пусто. Со стесненным сердцем постоял он у двери Гундель. Потом постучал в отцовскую лабораторию и, дождавшись обычного «Входите!», решительно открыл дверь.
Профессор сидел за микроскопом. Он повернулся к двери, удивленно протер глаза и узнал сына.
— Добрый вечер! — сказал Хольт и запнулся.
Профессор встал. Он пододвинул сыну стул. Хольт сел и распахнул тулуп. Он видел, как потрясен отец, и это придало ему решимости.
— Я был в Гамбурге у матери, — начал он, — потом в Шварцвальде у знакомой. Но нигде не прижился. С матерью у меня не осталось ничего общего. И вообще я покончил с Реннбахами. Последние недели многому меня научили. Поверь, я уже не тот, каким был тогда.
Профессор слабо покачал головой.
— Прости меня, — продолжал Хольт. — Возьми меня опять к себе! Мне хотелось бы продолжать учебу. Я готов подчиниться всем твоим требованиям, позволь мне только работать и учиться. — И добавил: — Испытай меня еще раз!
Профессор долго смотрел на сына. А потом протянул ему руку.
Хольт пересек неосвещенный заводской двор. В комнатушке Мюллера за письменным столом сидела фрау Арнольд. Хольт едва взглянул на нее и сказал:
— Я к господину Мюллеру.
— Дверь напротив! — отозвалась она, не отрываясь от бумаг.
Мюллер говорил по телефону. Он не выразил ни малейшего удивления.
— Я уже час как заказал Борну, — кричал он в трубку, — почему вы меня не соединяете? — Он сосредоточенно слушал, устремив взгляд на Хольта. — Ну что ж, давайте срочный! — Он повесил трубку и, не выпуская ее из руки, повернулся к Хольту. — Я вас слушаю!
Читать дальше