Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам

Кеша чужих надписей не читал. Большинство из них было просто нецензурными выплесками угнетенной психики, на несколько секунд освободившейся от тисков социальной нормы. Кеша не верил до конца, что эти словоизлияния не сканируются и не записываются — он подозревал, что они попадают в его личный файл точно так же, как и все остальное. Поэтому он троллил систему хитро — и эта хитрость восхищала его самого.

Приблизившись к стене в своем любимом месте, он взял кисть из ведра с черной краской, услужливо появившегося внизу, и написал крупными буквами:

FUCK THE SYSTEM, BRO!

I DO IT EVERY DAY

Полюбовавшись на надпись, он хихикнул. Такая же точно была рядом. Оставлена две недели назад. Еще одна — уже еле видная под чужими буквами — чуть левее. Ей месяц. Он всегда писал одно и то же. Чистую откровенную правду о самом главном. Ее совершенно невозможно было расшифровать.

Несколько чужих надписей успело все-таки протиснуться под броню его незаинтересованности — начиная от ярко-алого напоминания про усиленно продвигаемого музыкальной индустрией рэппера-сефарда:

AIPAC SHAKUR III RULES THE WORLD!

и кончая многословным отзвуком какой-то смешной девичьей обиды на листе бумаги, наклеенном поверх разноцветных непристойностей и святотатств:

ПОЗВОЛЬТЕ ЧЕРЕЗ ЭТО ДАЦЗЫБАО

ПРЕДЛОЖИТЬ ГОСПОДИНУ КУПРИЯНОВУ

НАДЕТЬ РОЗОВОЕ ТРИКО, НАРИСОВАТЬ

НА СТЕНЕ МОЮ ЧЕТВЕРТУЮ РУКУ

И ЛИЗАТЬ ЕЕ ДО ПОЯВЛЕНИЯ НА ЯЗЫКЕ

КРОВАВЫХ МОЗОЛЕЙ. НАТАША.

Сколько людей, столько настроений.

Даже тут надписи становились видны Кеше с учетом локализации — судя по обилию русского языка. И они хотят, чтобы мы верили, будто за нами и вправду не следят…

Как только эта мысль промелькнула в Кешином уме, она тут же получила подтверждение, увесистое, как удар поддых.

Он увидел ответ под одним из своих прошлых «fuck the system». Это была аккуратная надпись светло-голубой краской:

ЭТО НЕ ТЫ ИМЕЕШЬ СИСТЕМУ, БРО.

ЭТО СИСТЕМА ИМЕЕТ ТЕБЯ. ТЫ ПРОСТО ЕЩЕ

НЕ ПОНЯЛ, КТО СВЕРХУ, А КТО СНИЗУ.

ТВОЙ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ БАТУ.

То, что перед ним ответ, делалось ясно по «БРО». Но самым жутким был язык — русский, хоть Кеша всегда писал здесь по-английски. Это могло означать, что отвечавшему известна его языковая локализация. Возможно, у него имелся даже доступ к метадате: он откуда-то знал, что совсем недавно Кеша смотрел программу про Бату Караева.

С другой стороны, все могло быть и случайностью. Неизвестного русскоязычного пользователя могло привлечь дацзыбао про господина Куприянова (мне бы их проблемы, подумал Кеша угрюмо), а Караев был настолько известным террористом, что каждый второй хомячок наверняка подписывал свои изречения на Стене его именем.

В любом случае следовало сохранять спокойствие и вести себя так, словно ничего не произошло. Потому что ничего еще действительно не произошло…

Но все-таки по дороге к выходу Кеша не смог удержаться от отрывистых (и, хотелось верить, невидимых для системы) размышлений:

«В чем-то он прав, этот доброжелатель. Ведь система действительно имеет меня прямо сейчас. Если бы было наоборот, разве меня так трясло бы? Разве мне надо было бы прятаться?»

Кеша успокоился, только выйдя на площадь — и решил считать случившееся простым совпадением. Виноват на самом деле он сам — не следовало дергать тигра за усы, развлекаясь подобным образом. Зачем ему вообще эта Стена Доверия? Чего, спрашивается, стоит наслаждение собственной лихостью, если в любую минуту его может сменить страх?

Словно услышав, страх вернулся — и снова дал Кеше поддых своим ледяным кулаком.

Из толпы на него глядела Little Sister.

Под ее левым веком темнел синяк, а в глазах блестели слезы свежей обиды. На ней был костюм, какого Кеша никогда раньше не видел — что-то вроде эльфийского доспеха, оставляющего открытыми руки и длинные тонкие ноги — и это, не мог не отметить Кеша, ей шло. Ее волосы были гладко зачесаны назад. Новая прическа.

Кеша вдруг понял, что сестричка сейчас подойдет к трем старым выдрам — и на ухо расскажет им все-все. И его возьмут прямо здесь. Он не знал, как это будет выглядеть, но слышал — запрут в тюремном сне, из которого можно будет просыпаться только в тот же самый тюремный сон… И никакой Ян Гузка ему не поможет, потому что на Кеше недостаточно черной шерсти, чтобы вызвать у великого гуманиста эмпатию и сострадание…