Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг

…Далее, после удачных родов «сквозь воду», события разворачивались по законам жанра индийского фильма: ночное задымление полуподвала вынудило медперсонал спешно эвакуировать население роддома в другие помещения горбольницы. Однако молва присудила событию «взрывную» деталь: якобы, дети поступили на новое место «вперемежку», без опознавательных табличек… И хотя данная версия впоследствии никакими убедительными свидетельствами не подтвердилась, ее опровержения в прессе были некстати подробны, обстоятельны и эмоциональны, ввиду окрашенности аварийного события подводными родами, состоявшимися чуть ранее и должными иметь, разумеется, больший исторический и социальный интерес. Весь этот сумбурный информационный штурм, направленный на блокаду слуха, который взбудоражил провинциальную публику, вконец растревожил дремавший творческий потенциал обывателя. Очистившись от плевел, на страждущую ладонь этого самого обывателя выкатилось детективное зерно: «рожденный сквозь воду» растворился в последней партии новорожденных. (Тем более что застрельщица нового метода, которая несколько дней назад согласилась поплавать в родильном аквариумном ложе, оказалась иногородней, и следы этой «подводной мамы» для местных средств массовой информации, из-за ее нежелания участвовать в скандале и в дальнейших стадиях опыта наблюдение за развитием «нового человека», оказались намеренно затерянными. Исчез и профессор.) Таким образом, согласно «сарафанной прессе», гордой за домотканый триллер, два десятка городских новорожденных разошлись в семьи потенциальными «ихтиандриками». Причем, яркость сюжета совершенно затмила принципиальную сторону роддомовской драмы, когда любые родители двадцати появившихся на свет человечков рисковали получить на выходе «инкубатора» не своего ребенка, — и не обязательно человека-«амфибию», наличие которого в данной трагедии, если она действительно имела место, по-человечески было отнюдь не самым важным.

…Николай, можно сказать, вырос на воде: город, стремительно взметнувшийся на антрацитовых дрожжах, вплотную граничил с деревней, где протекала небольшая речка. Ручьи от многочисленных лесных родников не давали речке засохнуть или превратиться в водоем с купоросовой водой, что характерно для акселератных городов, не помнящих деревенского родства. В местах впадения в русло крупных ручьев зияли темнотой таинственные, омраченные черными водорослями, глубокие ямы, в которые Николай бесстрашно нырял в поисках жемчуга…

…В детстве мать прочитала ему книжку, в которой рассказывалось о том, как в одной из тихих российских речек, неведомо отчего, завелись жемчужницы — двустворчатые раковины, в которых рождается самый настоящий жемчуг. Вокруг этого феномена закручивался детективный сюжет — преступный промысел, милиция, погони…

Под впечатлением повести, несмотря на реалистические комментарии мамы, одержимый идеей найти белые («а еще, Коленька, они бывают голубые, розовые, черные…») драгоценные камешки в местной речке (а вдруг?), — Николай стал ездить на велосипеде к местам соединения ручьев с руслом реки, нырять, вытаскивать из глинистого дна на свет крупные двустворчатые раковины, мякоть которых местные жители варили на корм домашней птице.

Набросав на берег полсотни ракушек — плод нескольких ныряний, Николай нетерпеливо расковыривал их перочинным ножом, безжалостно преодолевая сопротивление белых мускулов, с невероятной силой сжимающих створки. А если таким образом вскрыть костяные сейфики не удавалось, колол раковины булыжником. В любом случае, результатом «добычи» было полное отсутствие жемчуга, и — гора скорлупы с отвратительно пахнущими кусками еще живого, шевелящегося мяса. «Варить, варить их надо!.. Че зря колоть! И кушать, как на Франции!» — смеялись деревенские дети, наблюдая непонятные, «бесполезные» нырялки крепенького, как лягушонок, горожанина, и громко, по-взрослому, рассказывали друг другу, что перо птицы от этого корма становится крепким и блестящим, «ажно сверкает».

«Блестящая» (синоним драгоценного) составляющая этих издевательских комментариев еще какое-то время поддерживала жемчужный запал Николая… Однажды он просто нырнул, и, идя ко дну, как маленькая плотоядная торпеда, вдруг понял бессмысленность своих трудов, но, чтобы не всплыть быстро (неосознанный поиск хоть какой-то завершенности нырка), достигнув ила, взялся за донный валун, как за якорь…