Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг

Но душе…

Да, «но душе!..» Это его врожденный «пунктирный» изъян: периоды озарения, дара рационального предвидения, когда наитие духа, награжденного генным опытом, позволяет безошибочно просчитывать будущие шаги, из возможных разветвлений пути выбирать наилучшее, — эти периоды недолговременны, с гигантскими паузами-провалами… Их короткая жизнь, увы, — довольно частый источник печали: ах, если бы вспять!..

…Итак, «но душе — захотелось моря». Сразу всего, не с краю — с середины: окунуться — нет, нырнуть в прохладную, желанную воду прямо с лодки… Колом уйти вниз, как любил в детстве. Целую минуту, пока не в тягость безвоздушие, парить в гидрокосмосе, медленно поднимаясь, не своей «архимедовой» волей, к сверкающей пленке, границе жидкости и газа, отдыхать от необходимости двигаться, дышать, думать. Это блаженное состояние детства…

— Да, определенно, подменили мне ребеночка. Подсунули «ихтиандрика»! Так полушутливо-полусерьезно реагировала мать на «заплывы» пятилетнего Николая, когда он, с поразительной настойчивостью, — пугавшая родителей предрасположенность сына, — надолго погружал голову в любые искусственные водоемы: ванну в квартире, тазики и бочки на даче, — и надолго затихал над сосудом, позой напоминая страуса из «Веселых картинок», прячущего голову в песок. В воде было необыкновенно хорошо: ровная гул-тишина, как, наверное, «в животике у мамы» — информация от старшей сестренки, которая скороговоркой транслировала переполнявшие ее жизненные познания братику Коле. Еще наблюдательная сестра довела до сведения брата, что папа, после рождения Николая, почему-то полюбил рассматривать семейные фотографии, чего раньше она за ним не замечала, особенно возле кроватки сына: «Поднесет какую-нибудь фотку к твоему лицу и смотрит. Долго-долго. Потом другую…» — голос у нее ревниво вибрировал.

«Ихтиандрик» возник в семейном лексиконе довольно многоступенчатой ассоциацией с известным героем фантастического романа.

…В больнице, где рожала мама, в день, когда появился на свет Николай, в другой, изолированной от других, экспериментальной палате, успешно завершился акушерский эксперимент — роды в воде. В просторном пластмассовом аквариуме плавных форм, в водородно-кислородной смеси «тридцать шесть и шесть» (условное название, лишь символически отражавшее физические параметры раствора), которая, по замыслу новаторов, служила гасителем родового стресса, появился «на свет сквозь воду» (торопливая находка провинциального журналиста в эмоциональной заметке «Ихтиандр в Нечерноземье») — «человек будущего, рождение которого не обезображено никчемными потрясениями!» (из той же заметки).

В семейном альбоме сохранилась статья профессора, описывающего суть гипотезы, которая, согласно дате, была предтечей исторической заметки о «нечерноземском» ихтиандре. Гипотеза столичного эскулапа-алхимика была привлекательна, как все фантастическое, и состояла в следующем. Оказывается, львиная доля генофонда, потенциальных возможностей человека, убивается (именно так) или безнадежно калечится в первые минуты рождения, в, казалось бы, глубоко изученный официальной медициной момент перехода из утробной «невесомости» в дискомфорт внешнего мира. («Косвенно: все мы — уроды», надпись на полях статьи, карандашный комментарий Колиного отца, судя по почерку). Но это лишь первая доля предположения, которая, впрочем, одновременно является и ее основой. Вторая часть, воплотясь через удачный опыт, доказывала бы всю гипотезу. Суть опыта: через «роды в воде» — довольно известный, но не нашедший массового применения способ, — предстояло снять родовой стресс, «наградить» новорожденного «необыкновенными» способностями (на самом деле, всего лишь сохранить, не отнять предначертанное природой). Новый человек — это будущий «супермен» (в сравнении с «нормальнорожденными»): феноменальные творческие способности, гармония духа, рациональная мораль и так далее. Все это на фундаменте наивозможнейшего уровня интеллекта. Профессор заканчивал свою статью, изобилующую кавычками и восклицательными знаками, в прикладном ключе, оправдывая финансовую сторону опытных разработок: «Природа — рациональна. Отдадим положенное природой, и получим „человека-рационального“: максимальные (реальные) устремления — и безошибочное воплощение». Заканчивались рассуждения, несколько принижая пафос и общую убедительность материала, нуждами технического прогресса на основе новых требований гражданского общежития и экологической безопасности.