Родился ребенок. И дальше б так хорошо, как было. Да нет. Вскоре как что-то надломилось, не стало везения у Василия. С нового трактора убрали, перевели в реммастерские — с утра до ночи в мазуте, а зарплата в три раза меньше прежней. К кому только не обращался, до директора совхоза дошел. Бесполезно. В какой работе, говорят, есть необходимость, ту и даем. Темнят что-то, а на какой резон — непонятно. Оно, конечно, с едой проблем не было: огород, скотинка — овощи, фрукты, мясо, молочко… Но и одеваться бы еще тоже не мешало по-человечески. Сам он и в фуфайке походил бы сколько надо. Да вот жена — все-таки современный человек, сельская интеллигенция, десять классов, телевизор смотрит, книги-газеты читает. Опять же дите подрастает.
Нет, супруга много не упрекала, а только иногда смотрела с укоризной, вздыхала… Не досидев положенного в декретном отпуске, вышла на работу. Обосновала, глядя в сторону: директор убедительно попросил. Вскоре пришла с обновкой, — сережки на ушках камешком-слезинкой поблескивали. Нет, он, Василий, был не против. Даже посетовал на свою недогадливость — сам, олух невнимательный, обязан был давно спросить: что нравиться, что купить и тому подобное. Мотоцикл бы продал. Настолько чувствовал свою вину, что даже не поинтересовался, на что, на какие деньги приобретена эта золотая безделушка? Сама рассказала: «Премию директор выписал. За хорошую работу». Тихо так сказала и ушла на кухню. Если бы громко, с вызовом, — наверное, легче было бы. Всю ночь Василий ворочался, а на утро заявил: уезжаю на Севера. А как раз перед этим случаем приезжал в село агитатор, вербовщик тюменский, в гараже адрес оставил — анкету заполняешь, отсылаешь и ждешь вызова.
Дождался Василий этого самого вызова и уехал. Когда уезжал, жена на ухо прошептала, как молитву: Вася, или вместе или никак. А как же, сказал Василий, не насовсем ведь отбываю: приеду на новое место, устроюсь, сразу же вас с дочкой заберу к себе, будем жить, как положено семье. Горя-нужды знать не будем. Для того ведь и еду, чтоб стало в семье как положено. На том и порешили.
— …Но это все, Вася, пустяки. То, что в предыдущих параграфах нашей с тобой беседы было зафиксировано, можно сказать, пустяки. По сравнению с тем, что с бабой, женой то есть, как мной тебе уже многократно указано, нужно производить без всяких предварительных условий, без всяких сносок на ситуацию и времена года.
Сегодня Богдан выглядел помолодевшим. Он зачем-то, несмотря на то, что в вагончике было достаточно тепло, весь вечер оставался в своем почти новом френче, который, по собственному признанию, обычно надевал в выходные дни, когда выезжал с дежурной вахтовкой в город. Но сегодня будний день, и эта «праздничность» придавала некоторую агрессию его облику, возможно, еще и потому, что речь была необычайно уверенной. От френча, а возможно и от самого Богдана вовсю несло тройным одеколоном. У него поблескивали глаза, что, впрочем, само по себе еще ни о чем «таком» не говорило и могло, в частности, свидетельствовать просто о душевном подъеме и хорошем настроении.
— Бабу, Вася, жарить нужно. Из всех орудий. С земли. С воздуха. С воды. Из-под… Чуть не сказал: из-под земли, прости Господи. Возможны фазы ковровых бомбардировок, как во Вьетнаме. Извини за бесчеловечный пример для демонстрации общечеловеческих ценностей. Не знаю, какая там еще в ваших танковых войсках есть терминология. Одно слово: жарить! Можно сказать, по расписанию. Не так, чтобы по числам, нет, — тут тоже по перегибу обратный эффект может получиться, — а вообще. Ты, вот, сколько уже дома отсутствуешь?..
— Я ж говорил, сколько. Или у тебя с памятью чего? Последствие войны…
— Ты, Вася, не иронизируй, — Богдан одернул френч, пощипал кадык, пошевелил морщинистой шеей, как будто поправлял невидимую бабочку. — Я тебе о серьезном. Баба терпеть — месяц, два. От силы три. Ну, четыре, ладно! Четыре месяца баба терпеть будет, а дальше что?
— Что — дальше?
— Вася, бабу ж-то — жарить нужно! Ты вообще, о чем думал, когда пятый месяц пошел твоего здесь пребывания?
— Что-что!.. Ничего.
— Вот, — Богдан горестно вздохнул и покачал головой, закатив глаза к потолку. — Я так и думал, что ничегошеньки он не думал.
Вася, зная, куда идет поворот беседы, решает опередить Богдана.
— Богдан, ей там некогда об этих делах думать, понятно?
Впрочем, опережение вялое и, похоже, никак не влияет на Богдана.
— Что значит некогда! Тоже мне Колумб. Америку открыл. К этому самому делу, Вася, не прилипает слово «некогда». Синтаксический абсурд, пассаж. Стилистический нонсенс. Не верь, если услышишь подобное. Игра, мишура, жеманство — в лучшем случае! А в худшем…
Читать дальше