Александр Лапин - Время жить

– Это тебе на проезд в электричке до Пскова. Это на автобус. И поезд. Остановишься в самом монастыре. Там денег не спросят.

Потом помолчал, видно, в бореньях души. И неожиданно добавил, шмыгнув носом:

– В Москве сейчас холодно. В рясе зябко будет. На, возьми куртку. Надень сверху. Тебе как раз будет.

Ошеломленный послушник вышел от брата-казначея в теплой синтепоновой куртке поверх рясы.

На выходе из монастыря зашел помолиться перед дальней дорогой иконе Божьей Матери. Положил котомку у порога храма. Попросил о помощи и милости. За последнее время он отвык от воли. Жизнь в обители обрела для него какую-то особую весомость, прочность. А вот большой мир снаружи казался ему враждебным и хрупким.

И ему пришлось на время вернуться туда.

В дорогу с ним напросились еще два странника. Одного, длинного и нескладного, звали Митей. А второго, похожего на ребенка, с тоненькими, как тростиночки, руками и маленьким личиком, – Алексеем. Митя, заросший рыжей бородой, был одет в кирзачи и черную фуфайку. Гололицый Алексей выглядел щеголем в серой шляпе, очень похожей на цилиндр, длинном пальто и черных начищенных ботинках. Инвалид, в руках он держал костылики. И передвигался по дорожкам монастыря вперевалочку, быстро-быстро выкидывая костыли вперед.

Митя по простоте душевной то и дело напевал озорной и странный мотив, которому, судя по всему, его научили какие-то хулиганы:

Он, видимо, до конца не понимал смысла слов, наивно уверенный в их красоте. То и дело пытался напевать в самых неподходящих местах. В ответ Алексей одергивал его.

Но проходило какое-то время, и снова слышался знакомый мотив…

Вот такой вот живописной троицей – лилипут-инвалид, юродивый аутист и послушник – пришли они на провинциальный вокзал. И встретили тут четвертого. Попутчиком их оказался батюшка Алипий, который как раз возвращался из монастыря к себе домой. В приход. И тоже через столицу нашей Родины.

Обрадовались. Обнялись. И такой вот компанией тронулись в путь.

Дорога дальняя. Разговор длинный. Анатолий с интересом слушал жалобы приходского священника о трудном житье-бытье:

– Вот скажи, мил человек! Как жить с маленького прихода? Доход невелик. А надо, кроме себя, содержать дьякона и пономаря. Певчим заплатить. Ну и отчислить толику в епархию на содержание архиерея. Да еще постоянно какие-то хозяйственные расходы. Ремонт. Свет, тепло. О душе думать некогда, приходится добывать хлеб насущный.

– Надо сделать как в Греции, – заметил Алексей. – Там священники получают зарплату, числятся государственными служащими… А у нас – сирые и убогие. Бьются в нищете.

– Не скажи! – вдруг возразил ему батюшка, только что жаловавшийся на жизнь. – В Москве приходы богатые. Рясы носят дорогие, шелковые. Ездят на иномарках. Везет людям.

– Да, Москва бьет с носка! – неизвестно зачем добавил Митя.

Так и ехали в праздных разговорах. И послушнику Анатолию казалось, что чем дальше отъезжали они от монастырских стен, тем труднее ему было сохранять уже установившийся душевный строй.

А Алипий, как назло, все буровил и буровил о своем:

– А аппарат какой у архиерея? Сколько там отделов, тьма народу. Попробуй всех прокорми с таких бедных приходов!

Расстались они просто. Митя с Алексеем сошли с поезда еще до Ленинградского вокзала. А он с Алипием проехал до конечной. Там и вышли, нырнув сразу в подземелье. Наверх поднялись уже на Лубянке.

Алипий и здесь не отставал. Теперь рассказывал о том, как получил благословение от отца Иоанна стать не монахом, а священником:

– Отец Иоанн был святой! Я-то грешный. Поговорить с ним было трудно. Очень уж занят. Никак не подступишься. Стоило ему только выйти на свет божий, как к нему сразу же кидалась толпа паломников. С вопросами, за благословением. Старец-то был прозорливый.

Я все думал, как к нему подступиться. Долго пытался и так и сяк. Не получалось. А тут он заболел. Лет-то ему за девяносто было. Ну, думаю, не успею узнать Божью волю. Ан нет! Чудо случилось. Незадолго до его кончины пришел ко мне чернец и сказал: «Отец Иоанн зовет тебя к себе». Я тогда очень сильно удивился.

Пришел. Келейка отца Иоанна чистенькая такая, иконками завешанная. Старец уже никого не принимал, лежал. Немощь его одолела. Говорить уже не мог. Благословил он меня и протянул записочку. А в ней было сказано: «Дорогой Алипий! Муки и терзания будут преследовать вас, пока не последуете за зовом Божиим. А я вижу, что вы в душе не монах. Вы хороший человек. Вы батюшка. Ехать вам надо в город “К”. Там ждет вас ваша судьба. Доверьтесь Богу. Его милость беспредельна».