Александр Лапин - Время жить

Дальше пошел Икос. Славословие:

– Радуйтеся, Христа возлюбивши – с ним за мир заклавшиися; Радуйтеся, Христу спогребшиеся, смерти жало славно поправши… – читал отец Александр. Анатолий тем временем думал о своем. И даже начинал сомневаться – отпустит ли духовник ему все грехи. Ведь кроме того двойного убийства, что грызло его душу, он чувствовал за собою еще кое-что.

«Прелюбодеяние – это точно. Сколько же их было, этих горячих помыслов, грехов блудных. Естественных и противоестественных. Всех и не вспомнишь. Вот те две девки, с которыми он тогда познакомился в санатории Кисловодска. Так они еще хуже грешили. Противоестественным образом… Так что я, можно сказать, вправе рассчитывать на снисхождение. Да и грех ли это? Дело молодое, а кровь горяча…»

Но он оборвал эти несвоевременные мысли.

Однако, исчезнув на некоторое время, они снова вернулись. Теперь, правда, они крутились вокруг иного: «Сегодня мне больше душу поедают другие грехи: нет, не чревоугодие, не сребролюбие и даже не гнев, а печаль, уныние…»

Уже в монастыре, разбираясь помаленьку с тем, в каком мире он очутился, Казаков с удивлением узнал, что среди смертных грехов числятся печаль и уныние. Ладно еще пьянство, гордость, тщеславие. Оказывается, когда ты сник и хныкаешь, – это тоже грех. Интересно мыслят эти сложные и непростые церковные люди. «Хорошо, что встретился мне такой человек в этом мире, как архимандрит Александр. А то ведь к иному непонятно как и подойти».

Длинная служба постепенно шла к окончанию. Отец Александр уже начинал похрипывать на последних кондаках. Близилось и таинство покаяния. Отпустит ему грехи или сочтет, что он, Анатолий, грешник нераскаявшийся?

Трудно ему было рассказывать о том, что случилось тогда под Бечиком. Правда, только с одной стороны трудно. С другой – легко. Ибо рассказывал он сейчас и каялся вовсе не перед отцом-архимандритом Александром. Коленопреклоненный исповедник стоял перед самим Господом Богом нашим и Богоматерью, которой посвящен этот монастырь.

Торжественный же и сияющий отец Александр был сейчас вовсе-то не тем, кого Анатолий привык видеть каждый божий день. Осененный благодатью, он являлся проводником, посланцем той самой высшей воли.

Накрыв ему голову своей чуть попахивающей ладаном епитрахилью и возложив поверх нее руки, отец Александр наконец произнес разрешительную молитву:

– Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатью и щедротами Своего человеколюбия, да простит ти, чадо Анатолий, вся согрешения твоя и аз недостойный иерей, властию Его, мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!

Он очнулся. Открыл глаза. И с изумлением обнаружил себя лежащим на каталке. Она двигалась по бесконечным больничным коридорам. И над головой его плыли потолки и коридоры. А еще было круглое озабоченное лицо молодой крепкой санитарки в белой шапочке.

– Что со мной? Где я? – еле слышно спросил он.

Лицо наклонилось к нему. Девушка внимательно посмотрела в его глаза и произнесла:

– Вы в больнице!

– Что со мной?

– Вас подобрали на улице. И доставили сюда. Я везу вас в палату интенсивной терапии.

Такой вот разговор. Озеров попытался шевельнуть закутанной, как у снежной бабы, головой. Но малейшее движение отзывалось острой болью в затылке.

– Потерпите, больной! – сказала санитарка и умело, профессиональным сильным движением закатила каталку в палату.

Теперь, очнувшись, он начал медленно соображать и вспоминать: «Да, я забрал выручку в кассе. И с наличкой поехал на вокзал. В командировку. Закупать новую партию животных. На Кавказе. В заказнике. Большие деньги. Почти миллион.

Вышел из автобуса. Хотел еще зайти в магазин. И вот тут что-то случилось. Я просто упал. А дипломат с деньгами? Где он?»

Он позвал:

– Сестра! Сестра!

Подошла, но другая. Пожилая. Не такая вежливо-равнодушная. Склонилась:

– Что, милый?

– А где мои вещи?

Она пожала плечами.

– Там дипломат был. Такой рыжий.

– Я не знаю. Вы в реанимации. А вещи? Вещи, когда привозят, либо сдают в камеру хранения, либо забирают родные.

– А что со мной? – повторил он вопрос.

– Тебя, милый, ударили сзади железной палкой…

– Понятно, – он снова впал в забытье, не имея сил найти ответы на мучившие его вопросы.

Месяц назад он в очередной раз сцепился с Серегой Аксёнтовым.

Володька Озеров, он такой вроде покладистый, неконфликтный. А вот надо же, сорвалось! Но не по пустяку. По делу.