Александр Лапин - Время жить

Появилась у него новая идея. И с ней он, минуя Сергея, пошел к самому Шикунову. Идея интересная – проводить на территории их крестьянско-фермерского хозяйства ролевые игры. Поставить стилизованные вигвамы. И устраивать слеты различных природоведческих и исторических клубов. Вон их сколько развелось по всей нашей необъятной стране. Пускай поживут на заповедной земле. Поиграют в индейцев и первопроходцев прерий. Постреляют из луков. Могут даже поохотиться с ними. А потом – карнавал. Костюмированное представление в стилизованном лагере.

Подготовил Володька и записку с экономическими расчетами. И по ней выходило, что дело это выгодное. Может быть, даже более выгодное, чем охота.

Когда он об этом заявил Сереге, тот послал его подальше.

Вот он и пошел к начальству. Но «неандертальцу» было вообще не до этого. Ему шили статью и вот-вот собирались посадить на цугундер.

Но о его походе узнал Аксёнтов. И начал качать права:

– Ты кто такой? Почему без моего ведома влезаешь в дела? Твое дело телячье…

Володька не хотел ссориться. Но так уж получилось. И он выдал на-гора все, что думал:

– Ты здесь устроил скотобойню. Но тебе мало этого, ты еще и грабишь людей. Я тебя сдам. Напишу заявление.

И судя по тому, как отлила кровь от Серегиного лобастого лица, попал он в самую точку.

А дело было в том, что стали у них твориться темные делишки.

Приезжал какой-нибудь гость поохотиться. А ему несли бумагу на подпись. Так, филькину грамоту. Обязательство, что он будет слушать указания егеря и стрелять туда, куда тот укажет.

Но по ходу дела все шло как получится. Какой охотник удержится, если на него выйдет незапланированный кабан! Обязательно завалит. Тем более, все знали, что дичь здесь предназначена на убой. Ее ведь на ферме выращивали так же, как обычных свиней.

После охоты Аксёнтов начинал разбор полетов. И если видел, что с гостя можно сорвать куш, то разыгрывал комедию: «Мы с вами договаривались на другую добычу. Так что или платите штраф, или решим все по-хорошему…»

Ну а так как охотились в основном люди небедные, обычно все улаживалось по второму варианту.

Серега богател на глазах. Недавно купил новую иномарку. Зачем же ему что-то менять, если он вымогает столько, сколько считает нужным?

Вот после этого заявления Аксёнтов, как бешеный, и кинулся на него с кулаками.

Ну а Володька взял его за грудки.

Растащили их егеря. Но потом, уже после скандала, к нему подошел белобородый Митрич и заявил:

– Смотри, Володь! Серега – парень мстительный! Он теперь будет злобу таить. Искать момент. Ты держи ухо востро. А то как бы на охоте кто-нибудь из гостей случайно тебя не подстрелил.

Смурно у Озерова было на душе. Погано, одним словом. Но он тогда ответил:

– Это вряд ли, Митрич! Ему надо, чтобы все было шито-крыто.

Вот такая напряженная обстановка сложилась у него на работе.

Можно было свалить, уволиться из этого хозяйства сразу. Но он столько вложил в него труда, энергии, столько сделал, что бросить все не получалось.

И еще он чувствовал себя виноватым. Перед зверьем, братьями нашими меньшими.

Но теперь, конечно, придется уходить. Правда, некуда ему сейчас идти. Нигде его не ждут. А они с семьей только обжились на новом месте…

Наместник монастыря архимандрит Тихон – «Гусар», как прозвал его про себя Анатолий – вызвал послушника сразу после обедни. Казаков, естественно, явился.

– Анатолий, для тебя важное поручение, – не откладывая дело в долгий ящик, сразу, без прелюдий, выдал наместник. – Поедешь в Москву. Там найдешь Сретенский монастырь. Он находится недалеко от Лубянки. И передашь вот этот пакет наместнику. Учти, в пакете важные документы.

В общем, «дан приказ: ему – на запад, ей – в другую сторону».

– Командировочные на дорогу получишь у отца казначея!

Все знали, что казначей у них скупенький. И, видимо, понимая это, наместник прямо за столом написал записку со строгим указанием.

С зажатым в руке чудным посланием и тревогой на душе Казаков пошлепал к отцу Нафанаилу.

Казначей, в протертой до дыр рясе, из растрепанной бороденки торчит острый нос, на котором трясутся очки, встретил просителя пронзительным, хитрым взглядом. Он напоминал Анатолию их учителя биологии в школе – Григория Тихоновича Кочетова. Такая же походка, взгляд, привычка за всеми приглядывать.

Но сегодня он был настроен по-доброму. Зыркнул своими буравчиками, оглядел сухую, поджарую фигуру послушника. Потрепанную рясу, стоптанные ботинки, невзрачную скуфейку на голове. Одобрительно глянул на торчащую двумя клиньями над рясой бороду. Хмыкнул. Но деньги отпустил.