Мицос Александропулос - Чудеса происходят вовремя

— Накапай, пожалуйста, капель, — попросил он своего друга Птолемея и с усмешкой подумал: «Кажется, я иду сейчас прямо в Маньяки» [26] Селение в Пелопоннесе. Здесь в 1825 г. в сражении с армией Ибрагима-паши погиб отряд героя греческой революции Папафлесаса, .

Выпив капли и немного отдохнув, он продолжил свой путь.

— Иде-е-ет! Поди-ка взгляни! — позвал кефалонит Эфиопа.

— Этот?

— Он самый!

Внизу, на асфальтированной площади, крошечная фигурка Христопулоса двигалась с явным трудом. Он спотыкался, останавливался, чтобы отдышаться. Полы плаща, с которым он не расстался, несмотря на жару, разлетались в стороны и, казалось, тащили его назад.

— Ты не очень на него дави, — сказал кефалонит. — Он сердечник, как бы с ним чего не случилось.

Эфиоп предложил ему сесть на диван. Сам он уселся за стол и сразу предупредил, что беседа, которая им предстоит, может закончиться здесь, однако «не исключено, что ее придется продолжить в другом месте».

— Что касается меня, господин Христопулос, то я предпочитаю первое. Предпочитаю. — И он посмотрел на Христопулоса в упор.

— Ну тогда, — Христопулос попробовал улыбнуться и сделал вид, что встает, — тогда, надо полагать, мы уже кончили.

— О нет! — остановил его Эфиоп. — Чтобы кончить, надо начать.

Один глаз Христопулоса давно угас и не различал почти ничего. Зато в щелочку другого глаза он хорошо видел своего собеседника. И кожа у него не была смуглой, и губы не отвисали, и зубы не сверкали жемчугом — ни одной из примет, отличающих людей темнокожих, Христопулос пока не замечал. Лицо у этого Эфиопа было, пожалуй, даже симпатичным. Молодое лицо, приятные черты, блестящие волнистые волосы, расчесанные на пробор. (Тут Христопулос почему-то вспомнил своего соседа, торговца тканями Панайотиса: сперва он был приказчиком, потом вошел зятем в дом своего хозяина, а теперь бывший хозяин Панайотиса торгует с лотка красками.)

— Может быть, вы хотите что-нибудь сказать предварительно?

— Я? Нет.

— Не хотите. Тогда я буду спрашивать... Вы прочитали две лекции, господин Христопулос. Чем вы руководствовались в выборе тем?

— А я и не выбирал, — засмеялся Христопулос. — Мне предложили.

— Кто?

— Те же, кто предложил мою кандидатуру.,,

— Меня интересует вторая тема, ее тоже вам предложили?

— Да.

— Кто именно?

Где было вспомнить Христопулосу, кто именно предложил: может быть, Титос, может, Параскевакос, а может, кто другой,

— Знаете ли, после первой лекции я стал у нас в городе в некотором роде знаменитостью. Кто ко мне приходил, что они говорили — такая была суета, что я и тогда не мог в этом разобраться. Помню, после первой лекции меня попросили выступить еще раз. Как они сформулировали тему, я запамятовал...

— «Национальное сознание греков», — напомнил кефалонит. Он стоял в стороне и жалел Христопулоса: зря его терзал Эфиоп. То, о чем он спрашивал, Делияннис аккуратненько изложил в своем отчете: «Я проявил инициативу и сам предложил тему, потому что бог знает в какие дебри их могло занести».

Эфиоп встал, подошел к окну и оттуда принялся разглядывать Христопулоса, закутанного в темный помятый плащ, который спускался сейчас до самого пола.

— Сколько вам лет, господин Христопулос?

— Сорок четыре.

— Женаты?

— Холост.

— Место рождения?

— Здесь, в этом городе...

— Ваша семья?

— Мать и две сестры.

— Образование?

— Неполное высшее, ушел с последнего курса Высшего коммерческого.

— Не получили диплома? Почему?

— По состоянию здоровья.

Эфиоп оставил позицию у окна и вернулся за стол, к своему блокнотику.

— Господин Христопулос, вас удовлетворяет ваша работа?

Разговор давно уже тяготил Христопулоса. «Нечего сказать, удружил мне Титос... Ну и влип я... Форменный допрос! Куда, интересно, гнет этот тип?»

— Работа в банке вас устраивает? — повторил Эфиоп.

— Почему вы спрашиваете? Вам обязательно это знать? И — если позволите — к чему все эти вопросы?

— Вот к чему, — охотно ответил Эфиоп. — В своих лекциях вы произнесли несколько фраз, которые я хочу теперь прояснить. И если то, что скажете мне вы, подтвердит то, что думаю я, ваше положение, господин Христопулос, будет в высшей степени неприятным. — Он говорил серьезно, лишь в самом конце по его лицу промелькнула тень улыбки, и, наклонившись к Христопулосу, он вкрадчиво спросил: — Вы питаете особые симпатии к варварским племенам?

Христопулоса прежде всего поразила эта перемена в тоне Эфиопа, и смысл вопроса он как-то не уловил.