Джин Литтл - Слышишь пение?

— Значит, ты меня и в другие ночи слышала, — тихо, горько пробормотал брат.

— Да, я тебя все время слышу. Но это к делу не относится. Ты ускользаешь куда-то внутрь, в темноту. Мама всех уверяет, что тебе лучше. Ты даже папу почти обманул…

— Но не умненькую маленькую Анну… — насмешливо протянул он.

— Нет, меня не обманешь. Я знаю, как это бывает.

— Уж ты-то знаешь! — съязвил Руди.

Вот здорово, голос совсем другой, живой, готовый к борьбе. Давным-давно она не слышала такого звонкого голоса. Настало время пустить в ход главное оружие, которое она придержала напоследок..

— До девяти лет я тоже мало что могла разглядеть, а ты, ты дразнил меня неуклюжей Анной, издевался надо мной, называл дурой! Помнишь? Я боялась тебя больше всего на свете!

— Но я же не знал, — неожиданная атака застала брата врасплох.

— Ладно, все давным-давно прошло, уже не болит. И я не знала, что все дело в зрении. Думала, ты прав, а я глупая, неуклюжая и никуда не гожусь. Я тебе поверила и спряталась в свою скорлупу, глубоко-глубоко, там тебе меня не достать. Прямо как ты сейчас.

— Где он, твой фонограф? — резко оборвал Руди.

Анна поняла — пора остановиться.

— Сейчас включу свет, мне так легче, и подведу тебя поближе. А то пришлось крохотным фонариком светить, зато ты меня не обнаружил. И вышел сюрприз!

— Твое счастье, что у меня не случилось сердечного приступа, — огрызнулся брат, пока она тянула его за руку к фонографу с "говорящей книгой". Показать ему, как все работает — пара пустяков. — Потрогай, пластинка крутится гораздо медленней, чем обычно, а вот тут остальные записи, вся книга целиком.

Руди подержал стопку пластинок и аккуратно положил обратно.

— Буду учить тебя брайлевскому алфавиту, с этого все начинают, каждый день после школы, если обещаешь помочь мне с математикой. Договорились?

В ожидании ответа девочка затаила дыхание. Не слишком ли она торопится?

И вдруг Руди рассмеялся, надтреснутым коротким смешком, куда больше похожим на рыдание, чем на смех. Но Анна знала — брат смеется.

— Марш в постель, Дурында, неуклюжая Анна! Завтра само себя покажет. И свет потуши, когда выйдешь.

Она встала и, не сказав больше ни слова, вышла в коридор, в горле — ком. Добежала до своего закутка, бросилась на кровать, прислушалась.

Что теперь — снова шаги из угла в угол?!

Добилась ли она хоть чего-то?

Руди даже не пообещал…

— Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — произнес голос.

И продолжил:

— …пора света, пора тьмы, весна надежд…

Анна обхватила подушку, и тут к ней пришли долгожданные слезы радости.

Им целую неделю удавалось хранить тайну. Сначала было нетрудно. Каждый день, вернувшись из школы, Анна делала вид, что полностью поглощена чтением. И исчезала наверху, пока не придет пора накрывать на стол к ужину. Она изо всех сил старалась не нарушать правил, вдруг оставят в школе после уроков, даже совсем перестала шептаться с подружками. Девочка пыталась намекнуть, чем она занята, но при этом не проговориться, что происходит на самом деле. Когда узнают, — простят, надеялась Анна. Наверняка Мэгги простит. Так здорово все получается, сейчас просто не до подружек! Остальные трое Зольтенов — брат и сестры — допоздна в школе в разных кружках и секциях, мама и папа, конечно, весь день в магазине.

"Потом, когда Руди попривыкнет, мы все расскажем, ну, почти все. Кое-что навсегда останется нашей тайной".

В тот первый день, когда Анна прибежала из школы и влетела в комнату брата, она страшно боялась — вдруг снова ничего не захочет, снова спрячется в свою скорлупу, да еще и рассердится. Но стоило ей войти, как Руди обрушил на нее поток слов:

— Я полдня проспал — всю ночь книгу слушал. Но я уже совсем проснулся, Анна. Пойми, я вернулся, вернулся оттуда, куда, как ты сказала, сбежал. Не знаю, все равно не знаю, есть ли у меня будущее, но сколько всего надо сделать прямо сейчас!

— Настоящее — единственное, чем мы обладаем, — торжественно возвестила младшая сестра голосом полным мудрости. Потом расхохоталась и призналась, что эти слова когда-то произнес папа, а она услышала и запомнила.

— Дело в том, понимаешь… невыносимо самое начало… спрашивать какого-то незнакомца: "Это буква А? «Д-о-м» пишется вот так?" Все мне говорят: слепому человеку приходится учиться миллиону разных вещей, — попробовал объяснить брат, не заметив или не давая понять, что заметил, как употребил слово «слепой». Он никогда его раньше вслух не произносил, никогда!