Джин Литтл - Слышишь пение?

Тогда треснет скорлупа старого мира, и из него вылупится новый, ваш мир. Будущее зависит от веры в мир и в самих себя. От вас зависит, будет ли еще слышно пение.

Мне трудно найти верные слова. Просто помните о поэте, слушающем жаворонков. И о проповеднике: вера — это когда слышишь пение птички еще прежде, чем она вылупилась из яйца. От вас зависит, сумеете ли вы сохранить веру… и слушать пение.

Обычно директор заканчивал свои речи шуткой, но сегодня он просто умолк, глядя на море лиц перед собой. Анна подняла на него глаза, ей хотелось закричать: "Я сохраню! Я попытаюсь!". Казалось, все ученики, как один, обещают то же самое. Мистер Апплби улыбнулся, тихо произнес: "Спасибо вам", и собрание закончилось.

Анна выходила из зала вместе со всеми. Ей думалось — вот оно, самое важное открытие, теперь, наконец, понятно, ради чего она живет сегодня и сейчас.

Вечером она пересказала речь директора папе.

— До чего же замечательный человек, — восхитился отец. — А ну-ка, повтори еще разок.

Потом он немного помог ей с французским, а про вязание девочка решила просто не упоминать.

Подъема чувств хватило на несколько дней, но сохранить его было нелегко. Она устала от мыслей о войне, но как от них отделаешься? От тети Тани по-прежнему никаких известий. И на войне, похоже, ничего не происходит. Ровным счетом ничего.

В конце ноября, когда она перестала и беспокоиться, мистер Мак-Нейр, наконец, обнаружил Аннины нелады с алгеброй.

Она сама во всем виновата.

Девочка уже столько раз списывала домашнее задание у Паулы, что перестала считать это жульничеством. Не контрольная же — списал, а тебе хорошую оценку поставили.

Конечно, она ни разу не поднимала руку и не вызывалась отвечать. Мистер Мак-Нейр знал об ее плохом зрении и сам тоже не спрашивал. Сначала, когда он вызывал по списку тех, кому надо идти к доске и перед всем классом объяснять решение задачи, у девочки холодело в животе. Анна не сводила глаз с доски и надеялась, даже молилась, чтобы учитель на нее не обратил внимания. И в конце концов, когда он вызвал других по три, четыре, а то и пять раз, а ее все не трогал, она расслабилась и почувствовала себя в полной безопасности. Он не будет к ней придираться, знает, что она не такая, как все. Чудесный учитель!

В тот пасмурный осенний день я, Анна, привыкшая, что бояться нечего, повернулась к Мэгги и принялась шепотом пересказывать шуточку Франца, услышанную за завтраком. Мэгги от восторга забылась и громко хихикнула. Тут добрый, понимающий, расчудесный мистер Мак-Нейр произнес:

— Анна, пожалуйста, к доске, покажи-ка нам, как решить задачу номер семнадцать.

Девочка ушам своим не верила. Она продолжала сидеть, надеясь, что произошла ошибка, он сейчас вспомнит…

— Анна, ты меня слышишь? — переспросил учитель. — Наверно, слишком занята болтовней с Мэгги, да?

Теперь до нее дошло — деваться некуда.

— Да, сэр, — запиналась девочка, — я хочу сказать, нет, сэр.

— Тогда не заставляй весь класс дожидаться тебя, — учитель махнул рукой в сторону доски.

Анна взяла учебник и неуверенно двинулась навстречу своей несчастливой судьбе. Она знала — учебник брать к доске можно, а тетрадку нельзя. Знала девочка и другое — у нее нет ни малейшего представления, откуда начать и как взяться за задачу номер семнадцать. Нет, неправда, начало она помнит.

Анна написала дрожащей рукой — мелок при каждом движении издавал противный скрип:

ВозьмемX- неизвестную величину.

Что дальше? Девочка беспомощно застыла, сжимая мелок в кулаке, в голове — полная пустота.

— Ну давай же, Анна, — поторопил ее учитель.

Анна стояла не двигаясь, не открывая рта.

— Ты слышала, про какую задачу я спросил?

— Да, сэр.

— Сделала домашнее задание?

Девочка кивнула.

— Дай мне свою тетрадь.

Она вернулась к парте, мистер Мак-Нейр склонился над ее домашней работой. Задачка на месте, решена правильно, аккуратно переписана с тетради Паулы.

— Но… — в недоумении начал учитель, а потом вдруг посмотрел ей прямо в глаза. — Ты списала?

— Да, сэр, — лицо девочки побагровело.

— Зайди ко мне после уроков, в четыре часа.

Он ее не ругал, стал разбираться, в чем дело, когда она впервые перестала усваивать материал. Пришлось признаться — ни одной домашней работы она не сделала сама. Учитель был так добр, что Анне хотелось только одного — все выучить наизусть. Даже не разу не выбранил за жульничество. Ей только и оставалось, как честно объяснить — ей ровным счетом ничего не понятно.