Арон Тамаши - Мой друг — медведь

Зрители замерли.

Звенела цепь, медведь рычал и топтался на месте, часто переступая лапами, а силач от невероятного напряжения даже кряхтел. То казалось, что медведь уже клонится к земле и богатырь вот-вот его свалит, то, наоборот, богатырь, шатаясь, еле удерживался на ногах.

— Жми его! — выкрикнул кто-то.

Весь цирк забурлил, как поток перед плотиной. И вдруг — будто прорвало — раздался оглушительный рев: медведь с такой силой толкнул человека, что тот распластался на красном ковре. Рев смолк, и повисла напряженная тишина. Все ждали, надеясь, что борец все-таки встанет на ноги. Но нет, медведь не давал человеку подняться, нависая над ним, как скала.

Так прошло минуты две.

Зрители приуныли, решив, что победил медведь. Да так и цирку прогореть недолго! Но — святой Заведей! — там, кажется, что-то происходит? И точно: звякнула цепь, медведя, видимо, пытались оттащить от жертвы. И вдруг — о чудо! — силач стремительно вскочил на ноги и в мгновение ока подмял под себя медведя, а тот, разинув пасть, лишь тяжело и прерывисто дышал.

Все повскакали с мест и, стоя, рукоплескали богатырю.

На этой радостной ноте представление и закончилось. И только когда я, мало-помалу успокаиваясь, пробирался к выходу, то вспомнил о Шаму.

Выйдя на улицу, я решил немного подождать его у цирка — может, он все-таки появится? Он и впрямь вскоре появился.

— Ты всю жизнь будешь жалеть… — начал я.

— О чем?

— Да о медведе.

Шаму не задал больше ни одного вопроса, и мы отправились домой. Нисколько не огорченный, мой приятель, насвистывая, шел рядом. По дороге он предложил зайти куда-нибудь выпить стаканчик вина.

— Ты что, у нас ведь нет денег! — возразил я.

— Идем-идем! — ответил он.

Ну что ж, идем так идем. Мы зашли в корчму и выпили пол-литра вина. С Шаму явно что-то случилось — он заказал еще пол-литра.

— Так что же медведь? — спросил он вдруг.

— Чуть было не придавил силача, — ответил я.

Шаму откинулся на спинку стула и, довольный, расхохотался мне прямо в лицо.

— Так надо было!

— Надо было что? Придавить?

— Ну да, — ответил Шаму. — Он ведь не хотел платить двадцать форинтов. Силач-то — это же сам хозяин. Я его не отпускал с ковра, пока он не согласился повысить медвежью плату с пятнадцати форинтов до двадцати.

Теперь уже я в изумлении прирос к спинке стула.

— Так медведь… это ты?

— Я.

Шаму улыбался гордо и счастливо.

Десять вечеров подряд, каждый божий день, становился он медведем. Пока цирк не свернули. И хорошо сделали, потому что мой друг так сжился со своей ролью, что к Рождеству вполне мог пристраститься бы и к меду.