Хуан Бас - Скорпионы в собственном соку

Теперь, когда я пишу эти строки, я вспоминаю один еврейский анекдот, рассказанный мне однажды одним иудеем из Бордо.

Одному богатому американскому еврею должны сделать пересадку сердца. Ему предоставляют выбор между двумя имеющимися в наличии сердцами: одно принадлежало двадцатилетнему атлету, погибшему в катастрофе, не курившему и не пившему, а другое – восьмидесятилетнему театральному агенту из Нью-Йорка, отравленному алкоголем и никотином и умершего от церебрального сифилиса. Старый еврей, не сомневаясь, выбирает сердце театрального агента. Когда его спрашивают о причине столь странного предпочтения, он отвечает, что это потому, что агент, несомненно, умер с нетронутым сердцем…

Простите мне это несерьезное отступление.

Полагаю, оно подсознательно представлялось мне чем-то вроде слабого алиби перед той первой и необоснованной жестокостью.

Дело в том, что в качестве предварительной меры, облегчившей мне сближение с дивой, я посчитал нужным нейтрализовать своего соперника, сеньора Сепильо.

Я рассудил, что, кроме того, этот опыт поможет мне оценить собственную закалку. Если я способен буду убить хладнокровно, так, чтобы у меня не дрогнула рука, незнакомого мне человека, который ничего мне не сделал, – значит, я обладаю всеми задатками для того, чтобы заняться остальными пятерыми сукиными детьми.

Как вы можете судить по этой бредовой мысли, я не преувеличивал, когда раньше говорил, что тринадцать лет в бестелесной черноте свели меня с ума.

Чтобы сделать это дело еще более трудоемким, мне показалось подходящей идеей убрать его искусно, чтобы лучше проверить свою пригодность: встретиться с ним лицом к лицу и поразить его холодным оружием, выпустив ему кишки.

В лавке сувениров, ножей и оловянных солдатиков у портала на Пласа Майор я купил себе большой нож на пружине, изготовленный в Альбасете, точную копию тех, какими пользовались разбойники из Сьерры-Морены.

Прежде чем я вошел в лавку, мое внимание привлек замечательный оловянный солдатик, изображавший карлистского генерала Сумалакарреги. Я подумал, что, если б мой отец был жив, я бы с удовольствием подарил его ему.

Мне наточили нож в точильной мастерской на рынке Аточа.

Когда Лало Сепильо не встречался с Бланкой, он обычно проводил вечер с дружками, столь же непрезентабельными, как и он сам, в знаменитом коктейль-баре «Перико Чикоте» (гораздо низшего уровня, чем «Твинз»). Оттуда он отправлялся домой в час или два ночи, с котелком, доверху наполненным «кубалибре», и всегда один.

Он припарковывал свой огромный старый «мерседес» возле «Чикоте», на улице, перпендикулярной или параллельной этому отрезку Гран-виа. Той ночью он оставил его на улице Рейна, позади бара, – в ту пору там было мало народу.

Вышеупомянутый Лало был треплом; я слышал, как он однажды вечером заявил в «Чикоте», что всегда оставляет машину открытой.

– Кто станет угонять у меня этот танк? И внутри нет ничего ценного, даже радио у меня нет… Пусть воры открывают дверь и проверяют. По крайней мере так мне не сломают замок и не разобьют стекло.

Так что, когда пробило полночь, я надел кожаные перчатки, открыл заднюю дверцу и спрятался на полу его просторной машины, улегшись позади передних сидений. Я был, как и полагается, одет в черное, а на голову натянул шапку с прорезями для глаз, закрывавшую шею и уши, и я раскрыл нож.

В час тридцать пять я услышал приближающиеся шаги.

Открылась водительская дверь, но затем также и передняя пассажирская. Вопреки своей всегдашней привычке, Серильо был не один; дело усложнялось, я оказался там в ловушке в своей маске ниндзя.

Сепильо пришел с женщиной. По голосу мне показалось, что это одна из обычных девушек в возрасте, приходивших в «Чикоте» в поисках развлечений или клиентов, ведь многие из них занимались проституцией, более или менее тайно. Конкретно эта хотела стать артисткой, она пела испанские песни, а Лало собирался своим влиянием облегчить ей дебют. Было ясно, как дважды два, к чему идет дело: он ей поможет, но только в постели.

Естественно, в качестве первого тактического хода Лало предложил отвезти ее домой; он был довольно пьян, у него заплетался язык. Певица жила в Сан-Хосе де Вальдерас, в нескольких километрах по шоссе Экстремадуры по направлению в Алкоркону, истинно у черта на куличках. Заметно было, что это тоже несколько пугает Лало. Но поскольку сеньора, видимо, была сочная, он все-таки решился на это предложение, и мы тронулись.