Уильям Теккерей - О собственном достоинстве литературы

Уильям Мейкпис Теккерей

О собственном достоинстве литературы

(Письмо редактору "Морнинг кроникл")

Сэр! В одной из Ваших редакционных статей, в номере от четверга 3-го числа сего месяца, речь идет о пенсиях писателям и о положении литераторов в нашей стране, причем доводы автора статьи подкрепляются выдержками из "Истории Пенденниса", в настоящее время выходящей в свет. До сих пор Вы оказывали моим сочинениям столь благосклонный прием, что, если теперь Вы увидели основания неодобрительно отозваться о них или обо мне как их авторе, я не могу отказать Вам в праве порицать меня и не ставлю под сомнение честность и дружелюбие моего критика; и каким бы несправедливым ни показался мне Ваш приговор, я не собирался возразить против него ни единым словом, поскольку касательно предъявленных мне обвинений совесть моя совершенно спокойна.

Однако другая газета, столь же добросовестная и почтенная, воспользовалась случаем поставить под сомнение принципы, утверждаемые в Вашем номере от четверга, и высказывается в пользу пенсий для литераторов не менее решительно, чем Вы высказались против таких пенсий; и единственный пункт, в котором "Экзаминер" и "Кроникл" как будто сходятся, к несчастью, касается меня, ибо два автора в двух редакционных статьях выставляют меня на всеобщее осуждение: последний - за то что я "поддерживаю злостное предубеждение против литераторов", первый - за то, что я "не гнушаюсь поощрять" это предубеждение публики и "снисхожу (как это мне свойственно) до карикатур на своих собратьев по перу, чтобы польстить людям; не причастным к литературе".

Обвинения "Экзаминepa" против человека, который, сколько ему помнится, никогда не стыдился своей профессии, ни хотя бы одной строчки, написанной им (разве что она получилась скучной),- эти обвинения, серьезные сами по себе, надо надеяться, недоказуемы. Что я "не гнушаюсь поощрять" какие бы то ни было предубеждения - это нечто новое в критике моих писаний; а что до моего желания "польстить людям, не причастным к литературе", изничтожая моих литературных собратьев, то такой умысел свидетельствовал бы не только о вопиющей низости, но и о крайнем безрассудстве, на которые я, право же, не способен. Возможно, что порой редактор "Экзаминера", как и другие авторы, работает в спешке и не задумывается над тем, какие выводы напрашиваются из некоторых его высказываний. Если я не гнушаюсь поощрять чьи-то предубеждения по личным, корыстным мотивам, значит, я не более и не менее как подлец и обманщик; но до опровержения таких выводов из предпосылок "Экзампнера" я не унижусь, потому что самые-то предпосылки просто бессмысленны.

Я отрицаю, что огромное большинство моих соотечественников, которых "Экзаминер" называет "людьми, не причастными к литературе", испытывают хотя бы малейшее удовольствие от поругания и изничтожения литераторов. Зачем обвинять "людей, не причастных к литературе", в такой неблагодарности? Если сочинения какого-нибудь автора служат на радость и на пользу читателю, этот последний, конечно же, составит себе о нем благоприятное мнение. Какой разумный человек, независимо от его политических убеждений, не окажет радушный и уважительный прием тому сотруднику "Экзаминера", о котором Ваша газета однажды сказала, что он "заставил всю Англию смеяться и думать"? Кто откажет этому блестящему острослову, этому изящному сатирику в заслуженном им почете и восхищении? Разве поэт, историк, романист, ученый, - словом, любой человек, написавший хорошую книгу, - заслужив известность своим талантом или ученостью, тем самым лишается своего доброго имени? Разве, напротив того, не достаются ему в удел друзья, симпатии, похвалы, - может быть, деньги? - а все это само по себе хорошо и приятно, и к тому же уделяется ему столь же великодушно, сколь честно было им заработано. Эта великодушная вера в писателей, этот благожелательный почет, с каким относится к ним вся читающая нация, каждодневно проявляются у нас так явственно, что усумниться в них было бы смешно и - да будет мне позволено так выразиться - неблагодарно. Почему помещения школ для рабочих в наших крупных провинциальных городах бывают переполнены, когда на их праздничные сборища приглашают писателей? Разве каждый сколько-нибудь значительный писатель не имеет своих друзей и своего кружка, многих сотен, а то и десятков тысяч своих читателей? Разве но видит постоянных и трогательных свидетельств их уважения? Разумеется, один писатель, в силу предмета, о коем он пишет, и меры своего таланта, завоевывает сердца и пробуждает любознательность гораздо большего числа читателей, нежели другой; но, право же, свои читатели есть у каждого.