Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

— Что? — вскочил со своего места атаман. — Как взорвать? Чем? Это ж горы, здесь рви — не перервёшь!

— А ей все горы рвать и не надо. Вот этот водопад и пещеру под ним в пыль пустить и всё, — он махнул рукой в сторону уси­лившегося к вечеру шума падающей воды.

— Да хотя бы и эту отдельную горуху подорвать! Это же про­пасть сколько всего надобно!

— Всё мы ей доставили, главное, это в пещеру пронести...

— И чё эт за бомбина должна быть, тоннов на пять, что ли? — подал голос Сар-мэн.

— Зачем тонны, когда наука уже давно изобрела килотонны и мегатонны... — пожал плечами пленник.

— Ты не умничай! — переминаясь с ноги на ногу, перебил его Макута. Топтаться атаман начинал только в минуты самого сильного напряжения или предчувствия смертельной опасности. Как это получалось, он не знал, но ноги почему-то начинали при­танцовывать сами собой.

— А я и не думаю умничать, мы доставили сюда два ранцевых ядерных боезаряда, если взорвать хотя бы один — мало не пока­жется! Я уже не говорю о последствиях радиационного заражения местности. На десятки километров вокруг всё будет фонить и сеять гибель, так что в эти края ни одна падла не сунется лет двести.

— Изверги, а люди-то как? — вскрикнул Макута, а после мотнул головой, наверное устыдившись своей наивности, и зло сплюнул на землю.

— Эх, атаман, атаман, когда решается судьба Отчизны, жизни людей в учёт никогда не берутся, наоборот, чем больше перебьют, тем светлее и долгожданнее будет победа, а главное, в памяти людей останутся боль и страх. Страх — великий упра­витель! Отсюда и народное: «уж как-нибудь потерпим, лишь бы войны не было». Что, скажем, стоит моя или ваша жизнь, когда всему заведённому властями у нас в стране миропорядку гро­зит разорение, тут уж совсем другая целесообразность вступает в силу, и никто ей противостоять не сможет.

— Сможет! — по всей видимости, придя в себя после услы­шанного, напористо перебил его Сар-Мэн. — Вот ты предпочёл остаться живым, а не болтаться на суку, а ведь неробкого, видно, десятка, труса праздновать не привык, значит, осечка в военном мозгу произошла. И я, и атаман наш, и все люди окрестные про­сто так, молча, как бараны, на бойню не пойдут. — Бандит гово­рил ровно и почти вдохновенно, куда девалась напускная бравада и приблатнённость. — А с Эрми мы сами как-нибудь разберёмся, прав ты в своих историях или не прав, я тебе не судья, меня её прошлое не интересует, как и её моё, а оно у меня, поверь, не сахарным было. Ты вот ответь, где эти ядерные рюкзаки и как их девка могла взорвать и сама живой остаться?

— Устройства находятся в одной из дальних пещер и хоро­шо охраняются, программу же на взрыв должен будет ввести специалист перед самой передачей ранцев исполнителю. Но я думаю, что безопасность отхода, хоть она и предусмотрена планом, чистой воды фикция. Все мои люди, а заодно и войска бравого генерала Воробейчикова скорее всего будут принесе­ны в жертву стратегическому замыслу руководства. И мы, и вы должны погибнуть, Гопс, думаю, в первую очередь, а наши поджаренные останки послужат ярким свидетельством того, что взрыв этот — дело рук наших недругов. Августейший же демократ к нему никаким боком не будет иметь никакого каса­тельства. Может, в нашу честь даже объявят полуторачасовой траур со всенародным сбором пожертвований в пользу семей погибших. А так как семей будет много, а денег соберут не очень, то, как всегда, примут решение обратить их на малые госнужды...

— Что ты, как соловей, заливаешься? Нашёл время поли­тинформации читать, а главное, смотри ты, как на тебя петля подействовала, державную спесь начисто сбила, — прервал затянувшиеся объяснения Сар-Мэн. — Ты давай про группу свою рассказывай, да про пещеру, где смерть, как Кощей яйцо, спрятал...

— А ты меня не торопи, не надо! — огрызнулся пленник и наконец поднялся с земли, но его ноги от долгого сидения затек­ли и слабо слушались. — Я не знаю, как на тебя самого петля по­действовала бы, а я гибнуть за чью-то прихоть не собираюсь. — Пленник принялся приводить себя в порядок, заталкивать об­ратно вывернутые бандитами карманы, застёгивать пуговицы и липучки. Его враз похудевшее и осунувшееся лицо было непод­вижно, словно отлитая из плохого гипса маска, только левая ску­ла едва заметно подёргивалась.

— Ты вот, мил человек, ответь, а пошто Москве Шамбалка так не глянулась-то? Это ж надо, бомбой ядерной решили её зат­кнуть. А они-то хотя б знат, что там, в энтих пещерах? — приса­живаясь на своё место, спросил Макута.