Марина Москвина - Крио

И хотя в Лейпциге у нее остались мама и сестры, так болела за них душа, Ангелина ответила:

– Meine Familie ist hier, моя семья здесь.

Если бы она тогда дрогнула, Гера говорил, всё, нам капут.

За самовольное возвращение из Штатов Борю выгнали из Внешторга с партийным взысканием и лишили пристанища на Каляевке. Далее обычно следовал арест, и Боря, как говорится, сидел на чемодане.

Ни о какой другой собственности, кроме автомобиля, он не мечтал, поэтому никогда не задумывался о крыше над головой. Десять лет в Америке, Англии, Германии – дадут, где остановиться.

Теперь он владел только «Фордом». Без квартиры, без работы, без гроша в кармане, вокруг сплошь утраты, бесславия и несчастья, последняя радость у него была – езда с ветерком на своем жестяном коне.

Незадолго до возвращения Ботика арестовали Ланцевицкого. Из квартиры в Большом Комсомольском переулке Асю с дочкой переселили в каморку на Маросейке.

Там они и зажили вшестером. Спали на полу, ели на столешнице радиолы. В Торгсин все пути поросли ковылем, типчаком и полынью, зато Ангелина протоптала дорожку в ломбард и в комиссионный магазин, сдала английское двубортное габардиновое пальто, жаккардовый жакет из Берлина, туфли американские, жить на что-то надо! Свой холодильник американский продали писателю Льву Кассилю.

Встал вопрос – продавать машину.

И сразу возник покупатель, который давно положил зоркий взгляд на «Форд», бравый летчик Головин. В те годы владеть таким автомобилем – значило идти в ногу с мировым прогрессом, поэтому, издалека увидев, как Боря паркуется на Садовой, легендарный полярник дождался хозяина, подошел, скрипя кожаными бриджами, к Ботику, представился:

– Павел Георгиевич Головин, летчик.

На груди его сверкала новенькая звездочка Героя, хотя и без того было видно, что это герой, покоритель высоких широт, высокий, молодой, самоуверенный, он мигом предложил обмен с доплатой, да не малой: вот вам моя «эмочка», полученная в дар от правительства, а вы мне ваш «Форд», я как увидел его, так влюбился без памяти, буду вам деньги помесячно выплачивать, соглашайтесь, прямо сейчас, не сойду с места, Борис Филаретович!

Скрепя сердце, Боря передал ему ключи и стал ждать, когда первый в мире пилот самолета, пролетевший над Северным полюсом и сбросивший туда в доказательство масленку, вернет ему деньги за машину. Но тот, мобилизованный на финский фронт, пропал надолго. Даже неизвестно – успел ли он покрасоваться в приобретенном «Форде». Как-то раз Боря открывает газету, а там Герой Советского Союза полковник Головин в черной рамке – отказал мотор. При испытании нового бомбардировщика разбился вместе с экипажем.

Приближалась большая война, хотя никто не верил, что она все-таки будет.

Нарком внешней торговли Розенгольц, который с треском выгнал Борю из Внешторга, был обвинен в правотроцкистском блоке вместе с Бухариным и Рыковым, арестован и расстрелян. «Колю» Ежова расстреляли как врага народа, немецкие войска вошли в Париж, Красная Армия освободила Бессарабию, а в декабре Гитлер подписал план «Барбаросса», хотя последнее было пока неведомо обитателям Валентиновки, где поселился Борис Таранда с семьей.

Благодаря хлопотам друзей Ботик уже работал в Народном комиссариате путей сообщения, заведовал материальной частью, там и получил дом в Подмосковье с высокими соснами на участке, так мне хорошо знакомыми с детства.

Из всех вещей, привезенных из Америки, осталась одна радиола.

Когда ее включали, загорался яркий зеленый глаз. В детстве мне казалось, какой-то хищник семейства кошачьих выглядывает из нее – может быть, лев или ягуар наблюдает за мной изумрудною дужкой, малахитовым зрачком. Под этим пристальным взглядом начала я ходить, разговаривать и читать, а дедушка Боря учил меня танцевать вальс.

Дети выросли, радиола состарилась, Ботик окончил свое земное поприще, бабушка Ангелина покинула землю с умиротворенным сердцем в полном божественном покое. Ей было сто восемь лет. Помню, она говорила мне с нежностью:

– Как время ушло… Валечка и Герочка – та-какие хорошие были мальчики, а теперь Die Großväter, дедушки…

Дачу, окруженную садом из тридцати пяти яблонь, войлочными вишнями, грушами, зарослями малины, крыжовника и смородины, грядками клубники, а также клумбами благоухающих чайных роз, внук Бори и Ангелины обменял на однокомнатную квартиру в Москве.

И я попросила привезти мне домой эту радиолу.

Она давно хранила молчание, глаз ее потух, остался полый деревянный корпус, отклеилась мягкая темно-зеленая обивка, что из того, я думала, пускай дедушкина радиола будет уже со мной до скончания дней.