– А-а… Сосед… Проходи. Пожрать пришел?
Славян стоял в проеме двери и не мигая смотрел на Мироненко.
– Ну пожри, пожри. Что хочешь, бери. Ничего теперь не жалко. Ну, чего ты стоишь? Тамара котлет нажарила. Вкусные, с чесночком, тают во рту… – он запнулся и наконец впервые зарыдал, уронив голову на стол. Рыдал он долго, а Славян все это время стоял и смотрел на соседа. Видел, как ходят ходуном полные плечи, впитывал булькающие, задыхающиеся звуки мужского плача.
Наконец Мироненко поднял голову. Глаза были мокрые от слез, и оттого круглое лицо соседа приобрело детскую сосредоточенность.
– Я ведь не рвач, Славян, не паскуда. Толком ничего за жизнь не скопил. Думаешь, не знаю, как весь двор за спиной шепчется, что, мол, на мясе сижу, мол, горы золотые под подушкой ховаю… А где эти горы? Нет этих гор. Да, домой таскал, а кто не тащит? Все тащат. Но налево ни грамма не толкнул. Думаешь, легко такой выводок содержать? Еще и тебя, болезного, подкармливать?… Все на моей шее сидели, спину грызли. А где сейчас Мироненко? Кончился Мироненко. И даром теперь никому не нужен.
Даже голос стал детским, тонким и пронзительным. И смешно шевелились пухлые губы. Славян улыбнулся против воли.
– Смешно, да? Ну посмейся, посмейся, сосед. Может, у тебя полтыщи есть в долг?
– Новыми? – спросил Славян.
– Новыми.
– Нет, новыми нет.
Мироненко полминуты смотрел на соседа удивленным взглядом, а потом визгливо захохотал.
– А что, старыми, что ли, есть? А? Ой, насмешил… Ой, умора, сосед…
– Старыми тоже нет.
Мироненко продолжал смеяться, а потом без перехода уронил голову на руки и подавился страшными мыслями.
Всю ночь Груздев не спал, ворочался с боку на бок. Изредка проваливался в тяжелый и муторный сон, но тут же выныривал из него. Сердце грызла тоска.
Окончательно проснулся раньше всех, вслушивался, как просыпается дом: булькала вода в батареях, что-то скреблось, шуршало, потрескивало, скрипело… Маленький верткий домовой праздновал юбилей и позвал гостей со всего города. И они балагурили, пока жильцы спали крепким советским сном.
Когда квартира проснулась, в коридоре раздались заспанные голоса и шарканье тапочек, Груздев неторопливо поднялся, накинул пиджак и заковылял в ванную. Долго скреб щетину тупой бритвой. В комнате он открыл старенький шкаф с болтающимися дверьми и на самом дне его отыскал деревянную коробочку. Сунул ее в карман и заковылял к Поклонским.
Поклонские завтракали по обыкновению у себя в комнате. Дверь открыл Ярослав, в нос ударил запах уюта и жареной колбасы.
– Чего тебе, Славян?
– Дело есть. Поговорить надо.
– А до вечера не терпит?
– Не терпит.
– Ну подожди, сейчас доем – выйду.
Он вышел через пятнадцать минут и направился к кабинету.
– Пойдем.
В кабинете было просторно. По центру стоял стол с пишущей машинкой и стопкой желтоватой бумаги, стул, небольшой диван. Вдоль стены – книжный шкаф со множеством разных папок.
– Чего тебе?
Груздев заковылял к столу, достал из кармана деревянную коробочку и открыл ее.
– Вот. Продаю.
На стол один за другим легли три ордена. Две серебряные звезды и одна золотая. Колодки обтянуты лентой с оранжевыми и черными полосами. По центру Спасская башня Кремля и одно короткое слово «СЛАВА» на красной эмалевой ленточке.
Поклонский трудно сглотнул и сосредоточился. Юрко посмотрел на Груздева:
– Твои?
Груздев не ответил, глядел на потемневшие от времени награды, по которым было видно, что их как положили в деревянную коробочку один раз, так и не вытаскивали на свет.
– Сколько?
– Пятьсот.
Поклонский усмехнулся.
– Не стоят они этих денег.
– Пятьсот.
– Триста. И то, Слава, из очень большого уважения.
– Мне нужно пятьсот.
Поклонский всю войну провел в тылу, занимался снабжением фронта, но даже он знал, что орден Славы выдают в строгой последовательности: от третьей степени к первой, и перескочить этот порядок нельзя, и полных кавалеров можно по пальцам пересчитать. Он протянул руку к наградам, аккуратно взял золотую звезду, взвесил ее, что-то прикидывая в уме.
– А эту за что?
– На ногу обменял, – просто ответил Груздев.
– Четыреста.
– Пятьсот. Орденскую книжку в довесок дам.
– Без ножа режешь, – светился Поклонский, любовно поглаживая ордена, прикидывая, кому и за сколько сможет их перепродать. – Я сейчас.
Он вернулся через три минуты и отсчитал пятьсот рублей новенькими фиолетовыми купюрами с профилем Ленина. Груздев спокойно пересчитал и убрал деньги во внутренний карман.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу