В мае было переменно, с преобладанием солнечных дней, но потом откуда-то навалился циклон. Облачные напластования закружились, словно гигантская карусель, против часовой стрелки, и ось этой карусели оказалась прямо над Борком. Все в небе было похоже на циклопическую океанскую воронку, затягивающую в себя вся и все, как в одном из рассказов Эдгара По.
Один борковский старожил, из тех, у кого барометр помещается в суставах и пояснице, Еремей Чикин, утверждал, что этот циклон, который «приперся с запада», задержал льды в Баренцевом море, и потому в Борке, как и во всем понизовье Северной Двины, холодно и неуютно, словно в нежилой избе с нетопленной печью.
Так обстояло дело с погодой. Сельскому жителю приходилось приспосабливаться к ней. И рабочие совхоза поступали именно так. Сенокос начинать рановато, уборку — тем более. Трудились по-настоящему только животноводы да трактористы на разных работах. Остальные занялись благоустройством своих усадеб, перекрывали шифером крыши, опушали вагонкой стены домов.
В Борке было две улицы. Одна тянулась вдоль угора, другая пересекала ее и обрывалась там, где под угором начинался обширный приречный луг. Конец поперечной улицы шел на север и у околицы переходил в проселок, что вел через поле к леску. Перед леском на холме стояла еще деревенька — Горка. Когда-то в ней было до полусотни дворов, и там располагался центр колхоза, созданного в тридцатые годы. Но теперь Горка захирела, часть жителей перебралась в Борок, а другие разъехались по городам. Большинство старых изб перевезли на центральную усадьбу или раскатали на дрова. Теперь на Горке в шести домах жило около десятка пенсионеров. Они никак не хотели переезжать в Борок, сколько Степан Артемьевич их ни уговаривал. Он намеревался вовсе ликвидировать Горку с ее древними избами и, распахав там землю, засеять ее кормовыми культурами. Но, поскольку ее обитатели не хотели покидать свою отчину и сопротивлялись директорским нововведениям, он пока отложил эту затею. Упрямству горских старожилов не было предела, никакие доводы на них не действовали.
В центре Борка на перекрестке стоял бывший купеческий дом, занятый под школьный интернат. В летнюю пору он пустовал, и здесь временно поселяли студентов или шефов из города, приезжавших на сенокос или уборку. Напротив интерната — клуб, через два дома от него сельсовет, а дальше продмаг и сельмаг. Там же располагалась и совхозная контора. На западной окраине Борка появился новый «микрорайон» — три двухэтажных восьмиквартирных жилых дома и общественная баня с котельной. Еще дальше, за селом — конюшня. Два дома и баню возводил старый директор, а третий дом достраивал Степан Артемьевич. Под его же руководством в совхозе соорудили свинарник, телятник и провели по улицам ко всем домам водопровод. С момента заселения этих земель новгородцами ничего подобного здесь не было: жители пользовались колодцами или носили воду ведрами из речки.
В общем, Борок представлял собой некое смешение старого и нового. Старое еще преобладало, новое начиналось. Дедовские избы подновлялись, обшивались вагонкой, украшались резными балкончиками, покрывались шифером, а новые каменные постройки являлись провозвестниками будущего.
В старой деревне имелись свои минусы, которые неизбежно и закономерно тянулись из прошлого. Главным, что раздражало директора и не давало ему покоя, было двадцать пустующих домов в Борке. Внешне они выглядели отнюдь не сиротскими — были и облицованы, и покрашены, и у них имелись хозяева. Но они жили в городе или в ближайших поселках лесорубов и сплавщиков и работали на производстве. В избах в качестве сторожей обитали древние старушки. Летом горожане приезжали целыми семьями в отпуск в дедовские избы и отдыхали здесь, как на дачах. А зимой избенки опять казались нежилыми…
Степан Артемьевич думал, как бы покончить с этими «дачами», передающимися по наследству, покончить навсегда, бесповоротно. Но осуществить такое наступление на дачный сектор мешал Закон о личной собственности граждан. А какое право они имеют на такую собственность, если в селе не живут и не работают?
Степан Артемьевич предпринял попытку наступления на дачный сектор. Было это в июне, в пору теплых дождей и обильного цветения всего сущего на земле. Он пригласил к себе в кабинет помощников, чтобы посоветоваться с ними.
— Рабочих рук, особенно молодых и сильных, у нас нехватка, — сказал он. — Я подумал и решил обратиться в бюро по трудоустройству населения. Дадим заявку, обговорим условия найма. Но у нас нет свободных квартир. Если люди приедут, разместить их по избам рабочих совхоза вряд ли удастся. Известно — чужой человек в доме помеха. Не сделать ли так: в Борке я насчитал по меньшей мере двадцать домов бывших колхозников, нынешних горожан. В них бы и разместить дополнительных работников. Правильно ли, когда на совхозной земле стоят жилые постройки, принадлежащие людям, которые давно утратили связь с совхозом? Они же приезжают на лето только как дачники.
Читать дальше