Евгений Богданов - Високосный год - Повести

А жить ты будешь на высокой-высокой горе,

На самой вершине…

Она улыбнулась и посмотрела на Степана. Он тоже улыбнулся и сказал:

— Вот мы и дома.

Жили они дружно, в полном согласии, если не принимать во внимание маленьких случайных размолвок по совершенно незначительным поводам. Без них ведь не обходится в семьях. Недаром говорится: «Милые бранятся — только тешатся». Лишь одно грустное обстоятельство в известной степени омрачало семейное житье-бытье, У них пока не было детей. Но что за дом без детских голосов? Степан Артемьевич переносил бездетность стоически, надеясь на обещанное врачом туманное будущее, но у Лизы это выливалось в повышенную нервозность. Муж успокаивал ее, был предупредителен и ласков, но дурное настроение последнее время посещало ее частенько.

Как-то, придя с работы, Степан Артемьевич после ужина по привычке прилег на диван с газетой в руках. Лиза прибирала со стола, мыла посуду. Вдруг она уронила чашку в миску с водой, села на стул и тихонько заплакала. Он встревожился и спросил:

— Что случилось, Лиза? Почему ты плачешь?

Она утерла слезы концом полотенца, которое держала в руках, и сказала в отчаянии:

— Зачем я сюда приехала? Боже мой, тут и слова-то сказать не с кем. И что я вижу? Квартира — библиотека, библиотека — квартира. Вот и все…

— А что нужно еще? — развел он руками в растерянности. — Ты ведь и в городе видела то же самое: квартира — библиотека и наоборот. Ну еще в свободное время посещала лавочки, покупала парфюмерию. В кино ходила… Так ведь и здесь показывают кино, и в сельповском магазине есть кое-какие помады…

— Ах, оставь свой детский юмор! — Лизе не понравился его тон.

— Зато тут чистый воздух, прекрасная природа! Гуляй в свободное время, любуйся пейзажами. Познакомься с местной интеллигенцией, сходи в школу, к учителям. Или хочешь я познакомлю тебя с агрономом, зоотехником, инженером? Пригласим их в гости.

— Ах, оставь! И вообще… — Лиза метнула на мужа разгневанный взгляд. — Если бы я была Левитаном, то сидела бы с этюдником где-нибудь на берегу и молчала. А с твоей интеллигенцией знакома, бывают в библиотеке. Люди неплохие, но скучные…

— Напрасно ты так о них. Нельзя поверхностно судить о людях и делать поспешные выводы. — Он осторожно положил руки на ее мягкие теплые плечи. — Зачем хандрить? Надо беречь нервы и вообще здоровье. Почему ты представляешь все в мрачном свете? Здесь живут и вовсе не сетуют на судьбу и не хнычут люди, ничем не хуже нас. Вот закончат строительство коттеджа — переедем туда из каменного дома. Там будет участок, станем разводить цветы, сажать овощи. У тебя появятся новые заботы, привьется вкус к сельской жизни, к природе пробудится интерес.

— Природа — это хорошо. Но разве дело только в ней? — суховато спросила Лиза, еще раз утерев слезы. — Прости… У меня почему-то плохое настроение…

Он вздохнул и отошел несколько озадаченный.

Минутные приступы меланхолии приходилось прощать жене. Что поделаешь, она же горожанка и ей тут и в самом деле скучновато. Подруг не завела. Потому и требует повышенного внимания к себе. А он вечно занят. «Управлять» женой для Степана Артемьевича было, пожалуй, не легче, чем совхозом. Там хоть, по крайней мере, у него были помощники. А тут ему одному приходилось улавливать малейшие отклонения в ее настроении и приноравливаться к ней…

Но он любил жену и потому прощал ей все. Откуда ему было знать, что всепрощение порой приводит к отрицательным последствиям?

«Свозить бы ее в этот самый Санта-Крус, полегчало бы», — подумал Степан Артемьевич.

Погода была не то чтобы чрезмерно уж скверной, с проливнями и пронизывающими холодами, но неприветливо-странной. Недаром люди твердили о високосном годе. В небе уже которую неделю толпились низкие и плотные облака, напоминающие серый подкладочный ватин, и солнце никак не могло пробуровить их плотные пласты. Порой из облаков сеялся мелкий холодный дождик — скупой и нерешительный, будто выжатый. Степану Артемьевичу казалось, что эти угрюмые «несельскохозяйственные» облака, напоминающие коричневатый дым из трубы старой котельной, будут торчать над Борком, над лугами, полями и перелесками до тех пор, пока не загубят на корню весь урожай трав и злаков.

Будто канули в вечность добрые старые времена, когда все было объяснимо и предсказуемо: если уж мороз, так под минус сорок, а жара — так раздевайся до трусов и загорай. А случится дождик, так непременно ливень с веселым громом на полчасика, а потом — опять ясно. «Пожалуй в детстве всегда было так, — думал Лисицын. — Природа, по крайней мере, не знала полутонов, краски у нее были яркие, радужные, или контрастно-темные. А теперь — ни то, ни се, ни солнце, ни гроза. Одна муть в небе и тягучая тоска».