— Вы здесь ни при чем, — успокоил я его. — Я сижу с сыном. Я не могу работать полный рабочий день. Я должен быть с ним.
— Но я заметил, что на нем форма. Разве он еще не ходит в школу?
— Ходит.
— И большую часть дня его нет дома?
— Ну да.
— Тогда — извините за вопрос… что же вы делаете весь день, Гарри?
Что я делал весь день? Я поднимал Пэта, одевал его, провожал в школу. Потом шел в магазин за покупками, убирал в квартире. Ждал сына у ворот школы, когда кончались занятия. Готовил сэндвичи, читал ему и укладывал его спать. Что еще я делал весь день?
— Да, собственно, ничего, — честно ответил я.
— Вы не скучаете? Я имею в виду, по работе.
— Конечно, скучаю. Раньше я общался с сыном пять минут утром и пять минут вечером. А теперь провожу с ним все свое время. Я не сам это выбрал, так получилось. Но из-за этого я не могу быть продюсером вашего шоу.
— Но вы могли бы быть исполнительным продюсером, правда? Вы могли бы приходить несколько раз в неделю, просто чтобы контролировать, как идут дела. Вы могли бы подсказывать мне, чего избегать, чтобы не выглядеть полным идиотом. Вы могли бы помочь мне сыграть на моих сильных сторонах, правда?
— Ну… — сказал я, — возможно.
Мне и в голову не приходило, что возможен компромисс между работой на полную ставку и бездельем.
— Послушайте, я в восторге от того, как вы занимаетесь своим сыном, — продолжал Эймон. — Поверьте мне, все матери города Килкарни носили бы вас на руках. Но вы мне нужны здесь. Я пришел сюда по самой эгоистичной причине — меня трясет при мысли о том, что я буду вести ток-шоу. Поэтому я и засыпал вам всю кухню застывшим воском. Я знаю, вы сумеете помочь мне избежать провала. И, возможно, у нас получится неплохая программа.
Я подумал о бесконечно тянущихся часах, когда Пэта нет рядом. И о недавней встрече с менеджером банка, которого впечатлили мои попытки ухаживать за сыном, но отнюдь не впечатлило растущее превышение кредита.
Но главное, о чем я подумал, — это как хорошо Эймон общался с Пэтом: восхитился его световым мечом, поговорил о родной планете Люка, не забыл отметить, что он замечательный ребенок.
И я понял, что на данном жизненном этапе — впрочем, как и на всех будущих жизненных этапах, если до них дойдет, — мне будет нравиться любой, кто понравится моему мальчику. Когда вы один с ребенком, вам хочется, чтобы его одобряло как можно больше народа. Похоже, что этот молодой ирландский комик с засохшим воском в ушах — на нашей стороне. Так я понял, что и я буду всегда поддерживать его.
Я был готов работать с ним неполный рабочий день, потому что сидел без гроша в кармане и скучал. Но главное, почему я решил работать с ним, — это то, что ему понравился мой сын.
— Мне нужно посмотреть на вас в действии, — сказал я. — Нужно посмотреть, что вы делаете на сцене, чтобы понять, как это может сработать на экране. У вас есть какие-нибудь пробные записи?
— Что-что? — переспросил он.
Какое бы противоположное значение к словам «загадочный», «непонятный», «непостижимый» вы ни подобрали, они обязательно подойдут к маленькому ребенку.
Возможно, лет через десять Пэт научится прятать свои чувства за маской равнодушия, и я — тогда уже старик — не буду иметь ни малейшего понятия, о чем он в данный момент думает. Но сейчас ему было четыре, скоро исполнится пять, и я сразу заметил, что после телефонного разговора с матерью он пребывал в отвратительном настроении.
— Все в порядке, Пэт?
Он тоскливо кивнул, и я отправился за ним в ванную комнату. Он выдавил немного детской зубной пасты на свою щетку с изображением одного из героев «Звездных войн».
— Как мамочка?
— Нормально. Только она простудилась.
Он не плакал. И не собирался плакать. Глаза у него были сухие и подбородок не дрожал. Но он был сильно расстроен.
— Хочешь посмотреть видео? — спросил я, глядя, как он полирует свои новенькие зубки.
Он сплюнул в раковину и с подозрением взглянул на меня.
— Завтра в школу.
Я знаю, что завтра в школу. Но ты можешь посмотреть не целый фильм, а, допустим, только начало первого фильма, до того места, где захватывают двух дроидов. Хочешь?
Он прополоскал рот и поставил зубную щетку на место.
— Я хочу спать.
Проводив Пэта в спальню, я накрыл его одеялом. Слушать сказку он тоже не захотел. Но я не мог выключить свет, зная, что он в подавленном состоянии.
Я понимал, чего ему не хватает. Даже не материнской любви, а материнской терпеливости, что ли. Нужно было, чтобы кто-нибудь говорил ему: в твои годы все дети не умеют завязывать шнурки на ботинках. Чтобы кто-нибудь внушал ему, что он по- прежнему центр вселенной, хотя в первый же свой день в школе он, как и все остальные, понял, что центр вселенной вовсе не он. Я так хотел, чтобы у него все получилось! И поэтому мне не хватало спокойствия. Не хватало терпеливости Джины.
Читать дальше