Тони Парсонс - Man and Boy, или История с продолжением

Она отшатнулась назад, схватилась за лоб и посмотрела, нет ли крови на кончиках пальцев, а потом взглянула на меня, и мы оба рассмеялись. Мы словно услышали отцовский голос, этот голос старого лондонца, усталый и нежный: «Что ты делаешь, женщина?»

Затем мы вошли внутрь прохладной церкви, и казалось, что все это происходит во сне. Родственники, друзья семьи, соседи нынешние и бывшие, мужчины в галстуках — бывшие бойцы морской пехоты, познакомившиеся еще юношами, а теперь семидесятилетние, — все эти люди собрались вместе в последний раз и стояли в несколько рядов. Кто- то начал плакать при виде гроба моего отца.

Мы втроем сели на переднюю скамью. Когда- то «мы втроем» означало моих родителей и меня. Теперь это были моя мама, мой сын и я. Головы были опущены, мы смотрели на каменные плиты пола, нервный смех уже прошел, и я увидел священника, только когда он начал читать из Исайи:

— И перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут учиться воевать.

Проповедь была о бравом солдате, ставшем мирным человеком, о воине, научившемся быть любящим мужем, добрым отцом, заботливым соседом. Священник хорошо поработал над этой речью, он поговорил с моей мамой, и с дядьями, и с тетушкой Этель, которая на самом деле не была моей тетей. Но сам он не знал моего отца, так что не мог по-настоящему описать его и его жизнь.

И только когда в переполненной церкви раздалась песня, которую выбрала мама, у меня сжалось сердце, и я почувствовал всю тяжесть утраты.

Больше, чем гимны, или проповедь, или чистосердечные банальности, или лица людей, которых он когда-то знал, меня тронула эта старая песня. Голос Синатры, очень молодой, очень чистый, без развязности и цинизма его поздних лет. Этот голос поднимался и парил под сводами маленькой церквушки.

Моя мама не пошевелилась, но я чувствовал, что она крепче ухватилась за Пэта, как будто боялась, что ее унесет в какое-нибудь другое время и место, куда-нибудь в одинокое будущее, где она сможет спать только с включенным светом, или в какое-нибудь потерянное, невозвратимое прошлое.

И я услышал голос моего отца, недовольного выбором песни, полный недоумения голос, отчитывавший женщину, с которой он прожил всю жизнь и которая не переставала удивлять его.

«Ну только не раннего Синатру, женщина! Не эту умопомрачительную чушь для девочек-подростков! Если тебе так хотелось услышать именно Си- натру, могла бы выбрать песню пятидесятых. Например: «За мою любимую», «Глаза ангела», «Рано- рано утром», ну, что-то вроде этого. Но только не эту раннюю ерунду. А чем тебе не угодил Дин Мартин? Мне всегда больше нравился старик Дино…»

Это была правда. Любимым певцом папы был Дин Мартин. Синатра был слишком гладок и романтичен для моего старика. Он предпочитал твердость Дина Мартина. Но, разумеется, песню выбирал не он. Выбирала моя мама. Речь шла не о том, каким он видел себя сам. Это был он, увиденный ее глазами, тот, кого она знала и любила.

Служащие похоронного бюро осторожно вынесли гроб с моим отцом из церкви на кладбище, к самой последней могиле на этом наклонном поле с надгробными камнями, а мы шли следом, словно завороженные ритуалом смерти.

Свежевырытая яма находилась в конце длинного ряда могил, и когда-нибудь, когда здесь случится множество других похорон, сложно будет найти место упокоения моего отца, потому что его надгробие будет стоять среди леса могильных камней, одно из многих. Но не теперь. Не сегодня. Сегодня отец последним прибыл на это вечное место. Сегодня найти его могилу легко.

Рядом с ямой стояло надгробие — новенький белый камень с черной надписью, выгравированной на верхней половине. Внизу было оставлено место для еще одной надписи, оно ждало его жену, мою маму, бабушку Пэта.

На камне было написано: «Патрик Уильям Роберт Сильвер, награжденный медалью «За отличную службу». Имя из тех времен, когда в обычных семьях детям давали столько имен, сколько могли запомнить; а под датами рождения и смерти стояло посвящение: «Любимому мужу, отцу и дедушке».

Священник говорил:

— …ибо ты есть земля и в землю отойдешь… приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира…