Мария Галина - Красные волки, красные гуси (сборник)

– Почему играли веселую музыку, если похороны? У вас всегда так делают?

– Нет. – Он в затруднении наморщил лоб. – Это комедия, для смеха, понимаешь… там не было покойника, просто они так тренировались. Учились хорошо играть музыку.

– Когда ты возьмешь меня в город, я тоже буду смотреть, как они ходят по улицам за гробом!

– Думаю, – сказал он, – что они уже больше не ходят по улицам за гробом. Они уже научились играть…

– Тогда, – она чуть заметно пожала плечами, – я просто посмотрю на дома. Я видела, там очень большие дома. Они там еще есть?

– Да, – сказал он, – большие дома еще есть.

Он возьмет ее в город? Он обещал ей? Или нет? События прошедшего дня воспринимались как-то смутно, колебались, казались то больше, то меньше, словно видимые сквозь линзу раскаленного воздуха. Черт, как вообще все неловко получилось. Далеко впереди, у самого горизонта в небе дрожало пятно света. Солончак? Озеро? Впрочем, подумал он, неважно, если озеро, то наверняка соленое, с дурной мертвой водой.

Мухи стали кружиться вокруг тяжелых птичьих тушек – и откуда только они тут берутся? Уля обеспокоенно потянула носом, потом печально сказала:

– Плохо. Нужно скорее съесть.

Запеченные в наспех вырытой глиняной яме птицы показались необычайно вкусными, но чтобы протолкнуть мясо в пересохшее горло, ушла почти вся вода. Девчонка, впрочем, уверяла, что вскоре, ближе к закату, они выйдут к воде. Врала? Или и впрямь чуяла воду? Звери и птицы наверняка способны определять, где вода, даже с расстояния нескольких километров, но чтобы человек…

– Ты больше не боишься, что нас найдут по запаху дыма? – на всякий случай спросил он, и тут же одернул сам себя; сейчас девочка казалось почти нормальной, а он нечаянно мог вновь возбудить в ней очередной приступ подозрительности.

Уля равнодушно пожала плечами:

– Сейчас не опасно. Вечером будет опасно. Надо спешить. Нужны силы. Нужно кушать.

– Вот как, – неловко сказал он, – значит, вечером…

Рытвины и трещины в почве сменились плотным жестким грунтом, и он вдруг понял, что они идут по старой, убитой, припорошенной пылью дороге. И это в пустынной местности, где до ближайшего города несколько дней нужно трястись на грузовике?

– Откуда дорога, Уля?

Девочка рассеянно отозвалась:

– Когда-то давно. Большой человек. Много людей. Очень давно.

Он знал, везде, от гор до соленого внутреннего моря, ходили рассказы о воинах Чингисхана, точно могучий поток переваливших через здешние холмы и пустыни. Местные жители уверяли, что странные пирамидальные насыпи камней, возвышающиеся тут и там, поставили по велению грозного хана его воины – каждый всадник положил по камню, а в результате – огромные холмы по всей выжженной степи. Но не по дороге же они скакали на своих мохноногих лошадках?

Местность вокруг мало-помалу начала оживать: пролетели с гортанными криками белобрюхие рябки, с неба доносились песни жаворонков, а высоко над ними парил в вышине черный крест ястреба. Он машинально было потянулся к ружейному ремню, но Уля быстро положила ему на локоть маленькую смуглую руку.

– Нельзя, – сердито сказала она, блестя зубами, – нельзя. Зачем?

И правда, зачем? Он вдруг подумал, что и не заметил, как его страстный интерес ко всему живому превратился в механическую тягу к убийству. Но когда-то же это произошло.

До сих пор он отговаривался тем, что его профессия важна для науки. Что тихони-студенты, громогласные шумные аспирантки с папиросой в желтых, с обкусанными ногтями пальцах, старенькие профессора – очки в тонкой золоченой оправе, козлиная бородка, бледные руки в старческих пятнах – когда эти люди последний раз были в поле? – будут изучать привезенные им из дальних странствий бесценные экспонаты, наверняка узнают что-то новое, важное и интересное. Что? Что вообще можно узнать, рассматривая шкурку мертвой птицы, мертвого зверя – пускай и обработанную по всем правилам таксидермического искусства. Определить их принадлежность к редкому и исчезающему виду? Ну ладно, определили. Дальше-то что?

– Извини, Уля, это я так… по привычке.

– Ты тоже будешь большой человек, – непоследовательно сказала Уля, – тебе не надо будет убивать. Покажешь пальцем – и все.

– И все… Ясно. Долго еще идти?

– Нет.

На рыжем иссохшем грунте наконец-то появились тени. Свет, отбрасываемый в небо далеким солончаком, сделался алым – в потемневшем глубоко синем небе плавало огненное пятно. Уля начала беспокоиться – она вздрагивала и быстро, торопливо оглядывала окрестности, точно вот-вот готовая вспорхнуть птичка.