Владимир Ераносян - Фронтмен

— В расправе? Вы имеете в виду террористический акт — расправу над мирными рабочими и инженерами из Белорусской нефтяной компании? Кто же нам поверит, что русские убивают белорусов?!

— А кто еще пятнадцать лет тому назад мог поверить, что украинцы сражаются в Чечне против русских, и что русские пытаются расчленить Украину? Речь ведь идет о месторождении, которое дает пятьдесят тысяч баррелей в день. О венесуэльской нефти, которая сделает диктатора Лукашенко еще более независимым от имперской Москвы.

— Какое коварство, — усмехнулся дон Кальдерон, — Ваша многоходовая комбинация как всегда гениальна. Вы хотите хаоса не только в Венесуэле, но и в отношениях двух своих самых ярых врагов Америки — Москвы и Минска. Да, гениально, но совсем не просто.

— Простые решения мы принимали в 60-ых. Но они превращали мертвецов в великомучеников и клонировали наших противников повсеместно. Мы хотели установить новый порядок, но только теперь мы осознали, что выгоднее всего производить хаос. Мы научились управлять хаосом. Мы делаем это лучше всех. Потому что не боимся его порождать…

Кике, ставший невольным свидетелем этого секретного разговора сотрудницы американского посольства, а по совместительству резидента американской разведки и сеньора Кальдерона, не вовремя приподнялся с тем, чтобы избавиться от судороги в ногах — слишком долго он просидел на унитазе. Он встал очень осторожно, не издав ни малейшего звука. И даже штаны Кике застегнул бесшумно… Но, на мгновение расслабившись, он не запланировано облокотился на бачок. И как назло угодил пальцами в ту самую кнопку, что воспроизводила звук падающего водопада Салто Анхель.

Дон Кальдерон оторопел от внезапного звука. Придя в себя, он постучал в дверь. Кике не осмелился не открыть хозяину.

— Что ты здесь делаешь?! — заорал на лакея Диего Кальдерон.

— Какаю… — беззастенчиво и безнадежно ответил слуга.

Дон Кальдерон вызвал охрану. Колумбийцы выволокли Кике во двор. Дон Кальдерон и американка вышли следом.

— Люди в мире умирают и за меньшее, — бросила мисс Браун на прощание и села в автомобиль с посольскими номерами.

Кике крикнул вдогонку отъезжающему лимузину, что не хотел опорожняться на унитазе дона Кальдерона, что сделал это по глупости, потому что не стерпел, что больше никогда так делать не будет и скорее наложит себе в штаны, чем сядет не на свой горшок…

Дон Кальдерон дал команду колумбийцам пристрелить Кике. После приведения приговора в исполнение генерал позвонил своему протеже Альберто Корсо, известному мастеру по части инспирирования в выгодном юридическом свете всевозможных сценариев и воздвижения стопроцентных алиби для попавших впросак друзей.

Прибывшему по первому зову команданте Корсо из службы охраны президента дон Кальдерон рассказал правдоподобную историю заурядной попытки грабежа и вынужденном вооруженном отпоре несанкционированно проникшему на частную территорию грабителю. Дон Альберто спросил, известна ли генералу личность застреленного охранниками вора. Кальдерон ответил утвердительно, распознав в убитом уволенного днем раньше за халатность сантехника и чернорабочего. Мотивация неудавшегося ограбления была налицо, однако превышение мер самообороны тоже не вызывало сомнения. Дон Корсо вызвался помочь своему покровителю, вложив в руки вора неучтенный ствол — 9-миллимитровую итальянскую «беретту», изъятую при обыске арестованного намедни наркоторговца. Теперь дело было в шляпе — можно было вызывать полицию…

Жене Энрике, тридцатилетней красавице-тригенье Мерседес и его сынишке Бачо сообщили о смерти отца лишь спустя два дня. Хотя они уже на следующий день после убийства их единственного кормильца отправились на виллу дона Кальдерона. Но там их встретил лишь лай свирепых собак с огромными челюстями и без намордников.

Бачо испугался этих злых псов, похожих на крокодилов, но мама крепко держала его за руку. Они дождались, когда из ворот выехал лимузин хозяина. Дон Кальдерон соблаговолил опустить стекло задней дверцы, чтобы спросить:

— Чего тебе надо, женщина?

— Мой Энрике. Верните мне хотя бы его тело… — вымолвила она со слезами на глазах.

— Уходи прочь и уведи своего ублюдка! Не то я натравлю на него своих псов! Делаешь людям добро, а они норовят ограбить благодетеля! Если б его не подстрелили, он все равно бы провел за решеткой остатки дней за разбой! Пошла прочь!

Машина исчезла, сверкнув на солнце хромированными дисками и заботливой полировкой. Пыль от ее колес въелась во влажные глаза. Бачо тоже рыдал, глядя на мать. Он пока не понял, куда пропал его папа, не знал, почему мама все еще стоит у ворот, откуда лают злобные собаки с громадными челюстями. Мерседес простояла так, словно соляной столп, около часа. В глазах щипало от слез и пыли, но она не протирала их, с ужасом представляя, что эта пыль с дороги может быть прахом ее Энрике…