Владимир Ераносян - Фронтмен

Вскоре беспорядки были жестоко подавлены отрядами карателей. Городские свалки засмердели человеческими трупами. Более 3000 убитых граждан в столкновениях с регулярными армейскими частями, сотни массовых захоронений, тысячи раненых и оставшихся без крова — таковым был печальный итог восстания. Западная пресса приклеила тем событиям ярлык массовых грабежей и погромов, оправдывая бойню, развязанную хунтой. В Венесуэле потопленное в крови восстание полуголодных обитателей нищих кварталов, уставших терпеть притеснения и не видевших иного способа заявить о своих правах, кроме как выйти на улицу, называют Caracazо.

В 1992-ом чависты отважились на путч. И тогда Кальдерон тоже остался в стороне, соблазненный хорошей должностью. Чависты проиграли. Но проигрыш, как часто бывает в экстремальной политике, обернулся победой. Чавес стал широко известен в народе. Повторив судьбу своего кумира Фиделя Кастро, после очередных президентских выборов он вышел из тюрьмы по амнистии, увенчанный ореолом защитника бедняков. Именно в этот момент Кальдерон напомнил о себе, встретив в числе верных соратников выходящего из застенков «друга».

Выиграв выборы в 98-ом, Чавес поклялся на «умирающей конституции», что вернет страну тем, кому она никогда не принадлежала — венесуэльцам. Во время инаугурации Кальдерон, к тому времени уже получивший генеральские погоны, стоял по правую руку от приносящего присягу президента. Но даже тогда звездный час генерала еще не пробил…

Спустя некоторое время Диего Кальдерон представил офицера Корсо президенту. И Альберто получил свою работу.

…Самым серьезным испытанием для новой власти стала попытка государственного переворота в 2002-ом. Именно в те дни имя Диего Кальдерона, выступившего против мятежников-коллаборационистов, стало широко известно.

Циники утверждают: скромность — прямой путь к забвению. Фраза стала крылатой, но вряд ли она отражает суть истинной популярности. Народ легко может забыть вынырнувших из мутной воды героев, включая истинных, если они не напоминают о себе. Но так же легко люди пресыщаются героическими образами или вечно живущими в телевизоре персонажами, если те светятся на экранах по поводу и без него… Диего Кальдерону забвение не грозило. Он обладал редкой способностью выходить из тени лишь в наиболее перспективное для паблисити время.

Он никогда не надоедал зрителю, так как был интересен, самостоятелен и могущественен… Отсутствие харизмы уровня Чавеса компенсировалось аристократическим лоском, холеностью наследника латифундии и военной выправкой. Невооруженным взглядом в образе дона Кальдерона читалась возможность добыть деньги на любой проект. Политический, экономический, медийный…

Что для дона Кальдерона горстка алмазов? Ничто… Даже неудобно обращаться к нему с таким пустяком. Можно было попросить об одолжении торговцев колумбийскими и венесуэльскими изумрудами, которые без труда взяли бы на свой борт неучтенные камушки и выгодно продали бы их на Тель-Авивской бирже. Есть там один Ицык. Дон Альберто как-то помог еврею с просроченной визой. Но ведь на это потребуется немало времени. А сеньор Кальдерон здесь. В шаговой доступности. Дельце плевое. Альберто был уверен, что выручит хорошие деньги за алмазы друга Анхеля, а главное, что провернет это быстро. Денек-другой, не больше. Вот почему Альберто Корсо явился к дону Кальдерону…

Альберто высыпал камни на стол в гостиной сеньора Кальдерона, когда они остались тет-а-тет.

— Ты же не думаешь, что я готов купить их прямо сейчас? — лукавый прищур генерала вернул офицера Корсо к реальности.

— Конечно нет, дон Диего. Я все прекрасно понимаю. Если для Вас это обременительно, я обращусь к кому-нибудь другому… Просто я подумал, что сейчас, когда в стране галопирует инфляция, алмазы — самое надежное вложение капитала… — изложил он причину своего обращения к генералу.

— Стало быть, ты действуешь в моих интересах? — почесав подбородок, генерал смерил визитера недоверчивым взглядом.

— По-моему, я уже не раз доказывал Вам свою искреннюю признательность, — заверил Корсо.

— Признательность — да, но я предпочитаю преданность, — не стал скрывать дон Кальдерон.

— Да, но преданность долгу для меня почти равна верности в дружбе.

— Почти? И что же для тебя превыше?

— Превыше всего — честь…

— Это слова кадрового офицера. О’k, амиго, я помогу тебе и в этот раз. Наши долги сведут нас в могилу, но лучше платить по ним, иначе в могилу сведут люди, которым мы должны…