Ясуси Иноуэ - Сны о России

— Они сложены там, — добавил чиновник, кивнув головой в сторону сада.

Через выходящие в сад окна гостиной виднелась гора аккуратно сложенных мешков — на вид их было действительно не меньше сотни.

Переводил Туголуков. Когда отплывали из Охотска, он едва мог связать по-японски несколько слов. За последние же месяцы благодаря богатой практике он стал справляться со своими обязанностями.

Лаксмана проводили в другую комнату, где его ожидали шесть высокопоставленных сановников княжества Мацумаэ. Один из них зачитал письмо, гласившее, что послание Адама Лаксмана, направленное из Нэмуро правителю княжества Мацумаэ, а также его перевод на японский язык были вручены адресату, однако из-за крайне неудовлетворительного перевода понять смысл послания оказалось чрезвычайно трудно, и по существующим в княжестве правилам оно возвращается отправителю.

— Одно послание, которое вы изволили отправить, — переводил Туголуков, — написано не нашими, никому здесь не ведомыми буквами. Другое — знаками, напоминающими кану, [37] Кана — японская слоговая азбука. но их написание настолько искажено, что многие слова трудно понять. Из опасения, что суть вашего послания может быть расшифрована нами неправильно, мы затрудняемся дать на него ответ.

Туголуков пережил неприятную минуту: ему пришлось сообщить Адаму Лаксману, что перевод послания, который он лично сделал в Нэмуро, оказался не удовлетворительным. Лаксман молча принял из рук княжеского сановника ненужное теперь письмо, которое он отправил восемь месяцев тому назад.

Лаксмана снова пригласили в гостиную, где вскоре появились официальные представители японской стороны — Исикава Сёгэн и Мураками Дайгаку. После взаимных приветствий японские представители заняли положенные места. Чиновник внес шкатулку, достал из нее свиток бумаги и с подобострастным поклоном передал Исикава. В свитке излагался «закон об иностранцах». Исикава зачитал его. Текст был довольно длинный, суть его сводилась к тому, что Япония не вступает в торговые связи с теми странами, с которыми у нее с давних времен не установлены официальные отношения. После того как Туголуков в общих чертах перевел содержание «закона об иностранцах», Адам Лаксман принял шкатулку со свитком и передал одному из чиновников расписку в получении, содержание которой тут же перевел Туголуков:

«Японским императором предписанное, мне прочтенное и после истолкованное. По возвращении же в свое отечество для представления главному начальству вверенное узаконение принял. А. Л.».

После кратковременного отдыха Лаксмана вновь проводили в гостиную. На этот раз он по всей форме официально приветствовал представителей японской стороны, изложил суть своей миссии в Японии и причины, вынудившие его войти в порт Хакодатэ.

На этом встреча закончилась, и Лаксман в паланкине, а капитан «Екатерины» Ловцов верхом на коне отправились к своей резиденции. В тот же вечер к ним прибыл правительственный чиновник и вручил три японских меча и опись подарков. Вслед за ним появился княжеский чиновник, доставивший подарки от правителя княжества Мацумаэ — десять ящиков с табаком, чайный сервиз и лакированные подносы.

В следующие дни, двадцать второго и двадцать третьего июля, официальных переговоров не было. Лаксмана посетил чиновник, который подробно разъяснил «закон об иностранцах», с тем чтобы не было допущено ошибок при переводе текста закона на русский язык. Адам Лаксман заперся вместе с Туголуковым и Трапезниковым в отдельной комнате — в течение двух дней они отшлифовывали перевод послания японскому правительству. К сожалению, ни Кодаю, ни Исокити теперь уже не могли помочь Адаму Лаксману в переводе столь важного документа. Узнав, что в благодарность за возвращение японцев сёгун даровал русской миссии сто мешков риса, Кодаю и Исокити воспрянули духом. Как-никак их уже оценили в сто мешков риса, и это вселило в них уверенность, что они подданные Японии и вернулись не куда-нибудь, а к себе на родину.

Двадцать четвертого июля состоялась вторая встреча между русскими и японцами. Уточнив полномочия Исикава и Мураками, Адам Лаксман хотел вручить им от имени генерал-губернатора Сибири правительственное послание, но японская сторона отказалась его принять, поскольку не имела права нарушить закон, запрещавший принимать от иностранцев официальные документы где-либо, кроме Нагасаки. Лаксман спросил: не следует ли понимать этот отказ как нежелание признать значение и цели специально прибывшей в Японию русской миссии? Японские представители оставили этот вопрос без ответа. Тогда Лаксман решил сообщить содержание послания устно через Туголукова, но японцы снова повторили, что дипломатические переговоры могут вестись только в Нагасаки и, если Лаксман пожелает туда отправиться, они постараются получить для него соответствующее разрешение.