Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Дедушка завел себе любовницу в Яуко, которую посещал раз в неделю. Никто не осудил его за это.

– Только благодаря естественной плодовитости человек может утвердиться в этом мире, – краснея, сказал ему священник, когда он пришел на исповедь. Священник нашел его поведение совершенно правильным и только предостерег, чтобы он еще больше не усложнял себе жизнь. Он дал дедушке отпущение грехов и отослал домой с миром.

Тем временем его сожительница забеременела. Когда бабушка Габриэла об этом узнала, она до того обрадовалась, что не ей придется рожать, кормить грудью, одевать и растить ребенка, что благословила будущего малыша. Когда ребенок родился, то был крещен, а дедушка Винсенсо признал его как своего законного сына и дал ему свою фамилию.

По ночам Винсенсо очень не хватало Габриэлы, которая по-прежнему ложилась в постель одна. Она лежала, глядя в темноту, изнуренная бессонницей, и пускала стрелы в святого Петра, святого Павла и во всех прочих святых Матери нашей Католической церкви, проповедовавшей, что плодовитость женщины есть продолжение ее природы. Вместо того чтобы молиться Деве Марии, фигурку которой она поставила на маленький столик в углу своей комнаты и окружила свечами, она упрекала ее в том, что та заключила союз со святыми Петром и Павлом, которые славились своей приверженностью к выполнению мужских обязанностей.

Со временем бабушка примирилась с несправедливым неравенством, на которое обрекла ее природа, но в церковь все равно не ходила. По ночам она чувствовала себя как неприкаянная душа: адское пламя лизало ей плечи и грудь, делая желание нестерпимым. Несомненно, именно поэтому она перестала верить в ад: никакие адские муки не могли сравниться с тем, что она испытывала.

Бабушка посоветовалась с одной акушеркой. «Нет ни такого зла, которое бы длилось сто лет, ни такого тела, которое бы ему столько лет противостояло, – сказала ей женщина. – Придет день, когда проклятие плодовитости исчезнет и счастье вернется в твое лоно». Так и случилось. Через двадцать лет, избавившись от проклятых менструаций благодаря благословенному климаксу, бабушка снова стала мирно делить супружеское ложе с Винсенсо. Это было весьма кстати, потому как Винсенсо, который столько лет таил на нее досаду, теперь, когда она потеряла способность зачать, вновь предпочел ее любовнице. Габриэла впустила его к себе в кровать-крепость, и они снова стали заниматься любовью с не меньшим энтузиазмом, чем раньше.

Дедушка с бабушкой продали землю в Рио-Негро и переехали в Понсе, где открыли хорошенький магазинчик по продаже кофе на пристани Ла-Плайа. Бабушка продолжала помогать деду и каждый день ходила с ним в магазин; они вместе вели экспортную торговлю кофе, причем с большим успехом.

В течение всего этого времени у бабушки был от Дедушки только один секрет. Когда в Рио-Негро она беременела шесть раз подряд, то поклялась, что в будущем защитит своих дочерей от подобной участи. Так что, когда девушки вышли замуж, она заставила каждую из них поклясться, что они будут рожать по ребенку не раньше чем через пять лет и тайно будут делать все возможное, чтобы избежать нежелательной беременности.

– Один ребенок еще куда ни шло: мать может всюду возить его с собой без всяких неудобств. Но двое – это первые звенья железной цепи, которыми муж приковывает свою жену к бренной земле.

Это и было то обещание, которое Кармита дала и нарушила через три года после моего рождения. Когда бабушка узнала, что ее дочь забеременела во второй раз раньше установленного срока, она на автобусе приехала из Понсе в Сан-Хуан вместе с акушеркой, чтобы напомнить дочери о клятве, которую та дала. Баби тогда с нами не было, она уехала в Адхунтас на похороны своего шурина Оренсио Монфорта. Если бы Баби была дома, такого бы не случилось. Бабушка Габриэла велела Кармите выпить какое-то зелье, чтобы вызвать выкидыш. Однако средство оказалось слишком действенным – началось сильное кровотечение.

Когда в тот день я вбежала в дом и увидела, что Кармита лежит без сознания на полу, я испугалась. Я не слышала, о чем бабушка Габриэла шепталась с акушеркой, но ясно помню стульчак, забрызганный кровью, – это заставило меня заподозрить, что произошло нечто ужасное. Потом бабушка Габриэла вместе с прислугой перенесли маму на кровать и побежали с окровавленными простынями в прачечную в глубине патио, чтобы папа их не увидел. Тут я услышала, что бабушка успокаивает маму, говорит ей, мол, нечто величиной с четыре месяца лежит в унитазе, и что она разрешилась от бремени. Немного позже, тайком, через заднюю калитку патио, чтобы его не увидели соседи, пришел наш семейный врач и прописал Кармите лекарство, которое остановило кровотечение. Когда папа пришел вечером из своей мастерской, кризис миновал, мама возлежала на подушках, свежая, будто плод агавы, причесанная и надушенная, якобы оправившись после приступа мигрени.