Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Мои дедушка и бабушка, донья Габриэла и дон Винсенсо Антонсанти, были выходцами с Корсики, где – если верить моему деду – нет ничего, кроме ветра, крутых скал и гор, поросших таким колючим кустарником, что его не едят даже козы. Габриэла и Винсенсо отправились в свадебное путешествие, когда им было по двадцать лет, и поселились у родственников недалеко от селения Яуко. Они полюбили эти горы, будто покрытые зеленым бархатом, где в густой чаще кофейных деревьев произрастали горьковатые зерна. Они приходились друг другу двоюродными братом и сестрой, и, для того чтобы пожениться, им требовалось высочайшее соизволение Папы Римского. Но они решили проблему по-своему, сделав из брака союз равноправных и пообещав друг другу нести за это равную ответственность. Вскоре они стали хозяевами красивых владений вблизи Яуко, где вместе жили и трудились.

Бабушка Габриэла была красавицей, но в этом заключалась для нее месть Немезиды, потому как она всегда жила в ожидании очередного ребенка. На отмелях Рио-Негро у нее было не так уж много занятий, и она проводила то окаянное время, пытаясь отвлечь деда от его любимого занятия. Винсенсо обожал плоды гуайабы с козьим сыром, и бабушка готовила ему любимое блюдо чуть не каждый день. Когда она варила гуайабу, аромат шел из окон, будто розовое облако, и дедушка слышал его, как только слезал с лошади. Он взбегал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, сбрасывал с себя одежду и кидался в погоню за бабушкой по всему дому, пока ему не удавалось завалить ее на кровать. Кожа бабушки Габриэлы была точь-в-точь такого же цвета, как мякоть гуайабы, и, когда они занимались любовью, дедушка покусывал ее груди, что еще больше его возбуждало. В конце концов бабушка поняла, что гуайаба будила в нем любовный инстинкт, и перестала готовить ее днем. Но было уже слишком поздно. На протяжении шести лет она каждые девять месяцев рожала по ребенку. Дедушка был счастлив и гордился плодовитостью жены, усматривая в этом Божью благодать. «У меня жена так плодовита, – говорил он всем и каждому, – стоит мне раз чихнуть на нее, как она уже полна семечек, как тыква. Но мне это нравится, потому как близость к природе – одно из ее главных очарований».

Шесть лет бабушка Габриэла выполняла свои обязанности и жила со спокойной совестью. Но на седьмом году, когда Винсенсо ворвался в дом. будто голодный пес, умоляя жену сварить ему проклятую гуайабу, Габриэла не выдержала. Она предпочла рассориться с Господом Богом и терпеть любовный голод сама, но прогнала Винсенсо с брачного ложа, не желая превратиться в тыкву, полную семечек, в седьмой раз.

Победа далась нелегко; она защищала свое ложе, как бастионы крепости. Винсенсо осаждал ее каждую ночь поэмами и серенадами и часами ждал у нее под дверью, глядя кроткими, как у барана на бойне, глазами. Габриэла еще никогда не видела его таким. Но бабушка гордилась своим корсиканским характером и демонстрировала железный отпор.

– Если и дальше будет как было, колыбель станет моей могилой, – кричала она Винсенсо из-за двери, умоляя сжалиться над ней и принять пояс целомудрия как норму жизни.

Все было напрасно.

Когда Винсенсо стал настаивать и попытался вернуть себе супружеские права силой, Габриэла взялась за оружие, подобно Лукреции гор, и защищала свое целомудрие с помощью метелок, щеток и даже кухонных ножей. Когда вечером она видела дедушкину тень, тихонько подкрадывающуюся к ее кровати, то выпрямлялась и, сидя на подушках с ножом в левой руке, кричала во всю мощь своих легких:

– Уходи отсюда, Винсенсо, это моя крепость! Больше никто не будет ни резвиться здесь, ни командовать, а то смотри, как бы твои кости не упокоились в могиле!

Борьба была тяжела для обоих. Их сердца по-прежнему были полны любви, и по ночам им недоставало друг друга. Бабушка Габриэла совсем не имела в виду оставаться без дедушки вовсе, но, сколько она ни умоляла его, сколько ни просила, сколько ни убеждала Винсенсо в том, что истинная любовь содержится в верхней части тела, а не в нижней и что утешением от всех печалей этого мира может служить целомудренное объятие, дедушка не давал выкручивать себе руки. Его глаза наполнялись слезами, он обнимал и целовал ее бесчисленное количество раз, но через две недели воздержания чувствовал себя как на адской сковородке, поэтому снова приступал к осаде. В конце концов он признал себя побежденным. Однажды ночью он ушел из дома и отправился ночевать в поселок.