Лев Хват - Загадочный материк

Каждый вечер он отмечает в дневнике события минувших суток. Ничего отрадного, всё складывается против них. Запасы топлива и продовольствия ничтожны… «Левая нога бедного Отса никоим образом не дотянет… Он спросил, есть ли у него какие-нибудь шансы. Уилсон, понятно, должен был сказать, что не знает. На самом деле их нет… Сомневаюсь, чтобы мы могли пробиться… Ясно, что Титус близок к концу…»

Благородный, самоотверженный Отс просит совета: что ему делать? Итти, пока хватит сил!.. С отчаянной решимостью Скотт приказывает доктору Уилсону вручить всем яд. Доктор повинуется: «Если я не дам, они отнимут силой!..»

Таблетки поделили. Скотт взял свою дозу. Наилучшее средство покончить со всеми страданиями… Нет, нет! Настоящий мужчина, достойный человек, борец не имеет на это права! Он убрал яд…

Очередной удар был так страшен, что Скотт потерял счет числам. Это произошло 15 или 16 марта.

— Не могу итти, — сказал Отс утром. — Уложите меня в спальный мешок и оставьте.

— Этого не будет!

— Я в тягость вам. Не хочу, чтобы вы из-за меня погибли…

— Надо итти, Лоуренс!

Боль была нестерпима, но он послушно встал и проковылял несколько километров. Миновала ещё ночь. Бесновалась пурга. Отс проснулся. Вспомнил полковых товарищей. Заговорил о матери. Потом сказал:

— Пойду пройдусь. Быть может, вернусь не скоро…

Больше его не видели.

«Мы все надеемся так же встретить конец, а до конца, несомненно, недалеко», — записал Роберт Скотт.

В Лагере одной тонны, заложенном год назад, их дожидались верные друзья — Черри-Гаррард и Дмитрий Геров с собачьими упряжками. Там было топливо, продовольствие, теплая одежда — жизнь!

19 марта Скотт, Уилсон и Боуэрс остановились на ночевку в двадцати километрах от спасительного лагеря. Один переход, самое большее — два! Но топлива и продуктов вряд ли хватит до завтрашнего вечера. Скотт больше не в состоянии итти; обмороженная нога погибла, только ампутация может спасти его. Уилсон и Боуэрс утром двинутся в Лагерь одной тонны за топливом и продовольствием…

Пурга! Дикая, нескончаемая… Сутки за сутками три человека проводят в палатке, прислушиваясь к яростному вою ветра. Топлива нет… Пищи на один или два раза. «Должно быть, конец близок…»

Так проходят полторы недели, и в эти дни умирающий Роберт Скотт, собирая последние силы, пишет. Самым дорогим и близким… Друзьям… Послание обществу…

«Мы помираем в очень безотрадном месте… Пишу вам прощальное письмо в надежде, что оно, быть может, будет найдено и отослано вам, — обращается он к лучшему другу. — Я оставляю свою бедную девочку и вашего крестника, Уилсон оставляет вдову, а Эдгар Эванс тоже вдову в очень бедственном положении».

С преисполненным жалостью сердцем пишет он жене доктора Уилсона и матери Генри Боуэрса. Высоким человеческим духом и достоинством проникнуто его послание к соотечественникам. С величественной простотой рассказывает он английскому народу о невзгодах, успехах, невезении, борьбе. «Мы знали, что идем на риск. Обстоятельства повернулись против нас… Я взываю к своим соотечественникам с просьбой позаботиться о наших близких. Если бы мы остались в живых, то какую бы я поведал повесть о твердости, выносливости и отваге своих товарищей! Мои неровные строки и наши мертвые тела должны поведать эту повесть…»

Ослабевшими руками он берет тетрадь — летопись экспедиции… В течение многих месяцев рассказывал он на этих страницах о больших и малых делах, драматических и трогательных событиях, делился самым сокровенным… «Перешлите этот дневник моей жене», — пишет Роберт Скотт. Жене? Увы!.. Он зачеркивает два последних слова и сверху дописывает: «моей вдове».

Как долго не открывал он дневника!.. Вот последняя запись от 22–23 марта: «Пройдем до склада с вещами или без них и умрем в дороге»… Тогда ещё теплилась надежда… Кажется, прошло не шесть дней, а долгие недели… А пурга всё воет, не унимается. Ну, ещё одно усилие…

Умирающий записывает — в последний раз:

«Четверг, 29 марта. Каждый день мы были готовы итти — до склада всего 11 миль, но нет возможности выйти из палатки, так несет и крутит снег… Выдержим до конца. Мы, понятно, всё слабеем, и конец не может быть так далек. Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии ещё писать».

Пальцы окоченели. Странная тишина. Только ветер стонет и ревет… А там, дома?.. Узнают ли?.. Мальчик мой!.. Ещё, ещё раз напомнить, просить! Неужели им не помогут?..

Непослушной рукой он выводит: «Бога ради, не оставьте наших близких».