Юрий Цыганов: Гарри-бес и его подопечные

Горд Корней, смотрит в страшную неизвестность просто, будто знает что-то такое, что сильнее ее.

Неожиданный удар о подводный риф распарывает брюхо его судну. Летит Корней в бездну морскую. Корабль кренится и тонет, унося в чреве своем всю команду.

И успокаивается тогда океан, и отлетают черные тучи, и видит он звезды над головой. И подхватывает его быстрое течение, и несет вперед, мимо скал, и волна бережно укладывает на берег песчаный.

Смотрит Корней вокруг — дивится. Рассвело уж, и солнце освещает дворец золотой, красоты невозможной. Вокруг дворца сады расцвели, фонтаны бьют, павлины гуляют чинно.

И ни души кругом.

Пошел Корней по дорожке песчаной ко дворцу, птички над головой вьются, чирикают радостно. Цветы головками кивают. Благодать! «Не иначе в рай попал», — думает Корней.

Ворота сами собой отворяются, и заходит он в комнаты. А там царевна за столом сидит, чай кушает.

— Ах, царевна! — молвит он.

— Каки те ветры сюды занесли, голубь мой? — спрашивает царевна.

— Уж и не знаю, правo… Только корабль мой разбился о риф, команда погибла, а меня течение к тебе занесло.

— То не течение, то я тебя призвала. Скушно мне одной во дворце маяться. Садись за стол, откушаем вместе, что Бог послал. Милости просим!

Понаелись, понапились, и тогда царевна говорит: «Давай в пешки, Корней, поиграем. А играть не за так: если три раза я тебя обыграю, я тебя пожру, а если ты меня три раза обыграешь — ты меня жри!».

Заскучал Корней от слов таких, да делать нечего — садится играть.

Первый раз поставили пешки, обыграла его царевна. Второй раз поставили, опять обыграла. Поставили третий раз. Видит Корней, опять царевна напирает, того гляди выиграет. Тогда взял Корней да и столкнул две пешки с ее края под стол.

— Ах, — говорит царевна, — тут две пешки с краю стояли, а ты их покрал!

— Ничего тут не стояло, — упирается Корней. Не хочет, чтоб царевна пожрала его.

— Ладно, — говорит тогда царевна, — все одно, сыта я нонче. Будешь мне ночью заместо мужа. Полюбишься — оставлю с собой жить, нет — так утром и пожру.

А натуральная царевна тем временем во двор дома России с грохотом вкатила. Возбуждена безмерно. Как есть — горгона. Смотрит исподлобья — все так, не обманули люди добрые — камень в стороне валяется, дверь нараспашку, черная дыра зияет — заходи, пей, кому не лень.

Заскрежетала зубами, огнем полыхнула, тормознула лошадей у самого входа да с облучка прямиком в андеграунд и впрыгнула.

Как есть — фурия.

А Шелудивая пьяница с подельником своим к тому времени все углы ошманали, стены простукали, половицы вскрыли — ничего не нашли. Сидят в тоске и печали, Корнееву заначку из горлышка пьют, рукавом занюхивают.

— У меня на хавире, — ноет Пьеро, — и то обстановка… Стакан есть. То, се… Хозяйство! Хавка в консервах. Как так люди живут?

— Асмодей, в натуре асмодей! — злится Шелудивый. — Под иерусалимца косит, а сам, падла, в Колумбии делами ворочает, да в Бомбей нашу русскую ласточку за гроши продает. Знаем мы этих жлобов… Родину за баксы брицу заложили.

— Так где баксы-то? Где-е-е?! — таращит глаза Пьеро.

— Ясно где. У них общак есть, я знаю… В море Средиземном на потаенном острове. Мазохер с Мордехаем, псы цепные, его сторожат. Крутая накипь.

— Да не пужай, не пужай… я сам кого хошь запужаю. У нас руки дли-и-инные.

— Твои руки длинные, — зашипел зло Шелудивый, — обстригут тебе по самый корень. И ими же удавят. Чую, ох чую, не того клифта затемнили. Пропали мы! Эти где хошь найдут. Им что поссать, что человека силипнуть.

— Ладно, не трезвонь, — машет Пьеро. — Коридорами, в натуре, водишь… Динама. То ж художник. Грызун. Вон мазни понамазал, сикось накось… Красота!

— Это у грызуна подсолнух на кармане? — кипятится Шелудивый. — Да такие котлы пол-лимона год назад стоили. А щас! И не мазня это, а артбизнес. Понимай. Вчера такие бугры в кабак ввалились, страх на всех навели. А перед этим гнутся. Он у них основной. Цифру крутит, а цифра круче, чем у типошника. Там за одну такую абстракцию тебя так расцветят, что и правнукам еще на керосин хватит.

— Так на кого ты навел, зоя малохольная! — заголосил вдруг Пьеро, поняв чего-то. — Ты ж меня, гад, подставил!

— Да я… не базлань тока… я, как лимон увидел, понимаш, весь затрепетал. Как он его, падла, из кармана выудил да по прилавку раскатал, так у меня все нутро в протест. Не серчай, Пьеро, выкрутимся. Линять надо. Нитку рвать… в Монголию.

Не успел договорить Шелудивая пьяница, как раздался треск и грохот беспощадный — то царевна приземлилась в андеграунд и двинула, как возмездие, на двух онемевших корешков, плотоядно и жутко при этом пламенея. Как есть — геенна огненная.