Марк Салливан - Под алыми небесами

Он выпил еще граппы, и они продолжили: буги-вуги, потом попурри, потом опять буги-вуги, толпа притопывала, танцевала. В полночь он посмотрел в зал и увидел, что София отплясывает с капралом Далойа, рот которого разошелся в улыбке чуть не до ушей.

Все складывалось как нельзя лучше.

Пино выпил еще граппы, потом еще, он играл и играл, чувствовал запах пота танцующих и духи девушек, все это сливалось в терпкий аромат, и он не удержался, выпил еще. Около двух часов ночи все вокруг стало терять четкость, а потом погрузилось в черноту.

Шесть часов спустя, в пятницу, 27 апреля 1945 года, Пино проснулся на полу в кухне отеля, голова у него раскалывалась, в животе бурлило. Он прошел в туалет, и его вырвало, после чего желудку стало лучше, а голове хуже.

Пино заглянул в танцевальный зал – повсюду лежали или сидели люди: на стульях, на столах, на полу. Карлетто лежал на спине на сцене за ударником, подложив руку под голову. Майор Кнебель свернулся на кушетке, обнимая Софию, и Пино, глядя на них, улыбнулся, подавляя зевоту.

Он подумал о собственной кровати, о том, как хорошо было бы переспать похмелье дома, а не на жестком полу. Он выпил воды и ушел из отеля, держа общее направление на Порта Венеция [30] Дословно «Ворота в Венецию», это название арке было дано в XIX в. в надежде на соединение Милана и Венеции. и сады. День стоял изумительный, прозрачно-голубой и теплый, как в июне.

Он не отошел и квартала от отеля, как увидел первый труп, лежавший в водостоке лицом вниз с раной в затылке. Еще через квартал он увидел троих убитых. Через восемь кварталов он увидел пять трупов. На двух из них были черные рубашки. Три – в ночной одежде.

Хотя утром Пино видел столько убитых, он знал: за ночь в Милане что-то изменилось, была достигнута и пройдена критическая точка, пока он веселился и спал в отеле, потому что на улицах близ Порта Венеция гулял народ. Играли скрипки. Аккордеоны. Люди танцевали, обнимались, смеялись и плакали. Пино показалось, будто дух вечеринки из отеля «Диана» переместился на улицы, соблазнил всех, радующихся концу долгого и страшного испытания.

Он вошел в сад, чтобы сократить путь до дома. Люди лежали на травке, наслаждались солнцем, Пино посмотрел вперед, на забитую народом дорожку, по которой шел через парк, и увидел знакомое лицо: ему навстречу в форме Итальянских союзнических ВВС шел его родственник Марио, он сиял, и, судя по его виду, ему еще никогда не было так хорошо.

– Эй, Пино! – воскликнул он, обнимая его. – Я свободен. Отсидка в квартире закончилась!

– Здóрово! – сказал Пино. – И куда ты теперь?

– Куда угодно, – сказал Марио, глядя на свои пилотские часы, сверкавшие на солнце. – Я хочу ходить и впитывать в себя все это, радость города, в котором нацистам и фашистам пришел капут. Ты понимаешь это чувство?

Пино его прекрасно понимал. И казалось, все остальные миланцы тоже.

– Я пойду домой отсыпаться, – сказал Пино. – Вчера вечером перебрал граппы.

Марио рассмеялся:

– Жаль, меня не было с тобой.

– Ты бы неплохо повеселился.

– До встречи.

– Пока, – сказал Пино и пошел дальше.

Он прошел не больше шести метров, когда за его спиной раздались крики.

– Fascista! – кричал человек – Fascista!

Пино развернулся и увидел невысокого, коренастого человека, целящегося в Марио из револьвера.

– Нет! – воскликнул Марио. – Я пилот Итальянских союзнических…

Раздался выстрел. Пуля насквозь пробила голову Марио. Он рухнул на землю.

– Он фашист! Смерть всем фашистам! – кричал человек, потрясая револьвером.

Люди начали кричать и разбегаться.

Пино был ошеломлен – не знал, что сказать, что сделать, только смотрел на тело Марио, на кровь, текущую из раны на голове. Он ощутил позыв рвоты. Но тут убийца присел перед телом и принялся снимать пилотские часы с руки Марио.

Ярость обуяла Пино. Он уже собирался наброситься на убийцу Марио, но тот поднял голову, увидел его и проговорил:

– Что смотришь? Эй, да это же с тобой он говорил. Ты тоже фашист?

Увидев, что убийца целится в него, Пино развернулся и побежал, делая неожиданные повороты и нырки. За его спиной прогремел выстрел, пуля попала в одно из немногих деревьев, оставшихся в саду. Пино не замедлил бега, пока не оказался вне парка, почти в Сан-Бабиле. И только тогда он позволил себе осмыслить то, что видел. Вся жидкость, которую он выпил, вышла из него наружу, его рвало, пока не заболели бока.