Марк Салливан - Под алыми небесами

Проходили часы, и вскоре стало жарко, как летом, хотя и не так сухо. Пекла не было, вся влага, выпавшая за зиму, теперь поднималась от земли, сгущая и утяжеляя воздух. Пино сидел в тени машины, а Лейерс нес свою вахту.

– Что вы будете делать после войны, форарбайтер? – спросил вдруг Лейерс.

– Moi, mon général? – сказал Пино. – Не знаю. Может быть, вернусь в школу. Может быть, стану работать у моих родителей. А вы?

Генерал Лейерс опустил бинокль:

– Так далеко я еще не вижу.

– А Долли?

Лейерс наклонил голову, словно прикидывая, устроить ли Пино взбучку за дерзость, но в конце концов сказал:

– Когда откроется Бреннер, я о ней позабочусь.

С юга раздался тяжелый воющий звук. Лейерс запрокинул голову и уставился в небо.

– Начинается, – сказал он.

Пино вскочил на ноги, приставил к глазам ладонь, сложенную козырьком, и увидел тяжелые бомбардировщики, летящие с юга, – двадцать в ширину и десять в глубину. Двести военных самолетов летели справа от них и наконец приблизились настолько, что Пино испугался, как бы они не сбросили свой груз прямо им на головы.

Но самолеты, пролетев еще милю, построились в боевой порядок, и у каждого на брюхе раскрылся бомбовый люк. Ведущее звено бомбардировщиков резко снизилось, спикировало на Готскую линию и германскую территорию. Они сбросили бомбы, которые с воем полетели вниз, словно рыбы, ныряющие с неба.

Первая упала далеко за линией немецкой обороны и взорвалась, взлетели комья земли, появилась светящаяся радуга и пламя. Еще несколько бомб взорвались за Готскими укреплениями, оставив воронки с обугленной землей и медно-красные пожары, будто вышивая ковер насилия и разрушения, распростершийся до устья реки и самого моря.

Десять минут спустя за последними из «птичек» первой волны последовала вторая, потом третья и четвертая – в целом более восьми сотен тяжелых бомбардировщиков. Ревущие самолеты сбрасывали свой смертоносный груз в том же самом ритме, только слегка сдвинувшись, так что новые бомбы поражали другие участки германской обороны.

Взрывались склады оружия. Запасы бензина. Казармы, дороги, грузовики, танки, склады снабжения были уничтожены первой атакой. Потом средние и легкие бомбардировщики прошли над рекой в более низком порядке, атакуя саму оборонительную линию. Целые участки танковых ловушек Лейерса были уничтожены. Огневые укрепления взлетели в воздух. Артиллерийские точки были разрушены.

В течение нескольких следующих часов бомбардировщики союзников сбросили на этот район двадцать тысяч бомб. В промежутках между воздушными атаками две тысячи орудий союзников обстреливали Готскую линию двадцатиминутными огневыми валами. Когда предвечернее солнце пробило дым вдоль реки, весеннее небо опустилось низко и казалось небом ада.

Пино кинул взгляд на Лейерса, который в бинокль осматривал поле боя к югу от проломленных оборонительных сооружений, руки генерала тряслись, он слал проклятия на немецком.

– Mon général? – сказал Пино.

– Они наступают, – сказал Лейерс. – Танки. Джипы. Артиллерия. На нас наступают целые армии. Наши мальчики будут держаться сколько смогут, а многие умрут, обороняя эту реку. Но в какой-то момент всем солдатам там внизу придется сделать неизбежный выбор побежденного: отступать, сдаваться или умирать.

Сгущающиеся сумерки подгоняли уходящий день. Солдаты союзников с огнеметами прорвались в немецкие окопы и укрепленные огневые сооружения. Наступила черная беззвездная ночь. Рукопашный бой продолжался в темных окопах, а Пино видел только вспышки взрывов и неторопливо двигающиеся огоньки.

– Завтра утром их сметут, – сказал Лейерс. – Все кончено.

– Мы в Италии говорим, что ничего не кончено, пока поет толстая дама, mon général, – сказал Пино.

– Ненавижу оперу, – проворчал генерал и пошел к машине. – Везите меня назад в Милан, а то у меня не останется вариантов.

Пино не знал, что в точности стоит за этими словами, но спешно сел за руль.

«Теперь немцам придется отступить, сдаться или умереть, – подумал он. – Сама война умирает. Считаные дни остаются до мира и – ура! – прихода американцев!»

Пино возвращался в Милан в темноте, радуясь мысли о том, что наконец-то увидит американцев. Вернее, целую американскую армию! Может быть, когда они с Анной поженятся, то уедут в Штаты, как его родственница Личия Альбанезе, откроют дело – будут в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе изготовлять сумочки по моделям матери и кожаные изделия, как у дяди Альберта. Заработают там состояние.