Алексей Колышевский: МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе

На первом допросе, который состоялся на следующее утро, монах безумным совершенно не выглядел, попросил бумагу и авторучку, написал московский телефон, фамилию и должность человека и задушевно посоветовал следователю немедленно по этому номеру позвонить и сообщить, что он, Марк Вербицкий, находится в Управлении и с ним, то есть со мной, все в порядке. Следователь оказался человеком неглупым, проконсультировался по телефону с начальством, отправил меня в камеру, а спустя десять минут из камеры меня выпустили и в специальном автомобиле доставили на секретный объект ФСБ, находящийся за городом. Это была гостиница, которая охранялась так, словно это был Форт-Нокс. Генерал Петя прилетел под вечер и был препровожден в мой номер лично начальником Управления. Увидев, что генерал стал меня обнимать и называть «сынком» и «умницей», начальник Управления инстинктивно встал по стойке «смирно».

Коваленко сидел в своем кабинете на Петровке, 38, когда его секретарша сообщила о приходе сотрудника Администрации Президента Кленовского Германа Викторовича. Генерал Коваленко попросил впустить столь важного гостя и вышел из-за стола, чтобы встретить Геру подобающим образом. Тот вошел, весь какой-то ссутуленный, с черными кругами под глазами и многодневной щетиной. У Геры было так много работы, что он совершенно перестал следить за собой и мало спал. В руках у гостя Коваленко заметил обыкновенный пакет из супермаркета.

– Герман Викторович, мы по тому делу с убийством француза сейчас заканчиваем писать отчет, и как только все будет подколото и подшито, то я вам этот материал лично доставлю, – отрапортовал Коваленко.

Гера, не дожидаясь приглашения, сел и сказал:

– Сядьте, генерал, я принес вам билет в жизнь вечную.

Тон, которым он произнес эту непонятную и загадочную фразу, заставил генерала безропотно подчиниться, и Коваленко, отдуваясь, сел.

– Все загадками говорите, Герман Викторович, – угодливо рассмеялся Коваленко, – все-то у вас, молодых, неспроста. Завуалированно все как-то.

– Да нет, Иван Иванович, – ответил Гера. – Нам до вас далеко.

С этими словами он вытащил из пакета и поставил на стол перед Коваленко банку с этикеткой «Башкирский мед».

– Мой вам совет, генерал, – вставая, сказал Гера, – прежде чем будете стреляться, отошлите секретаршу домой. Она красивая девочка, ей еще детей рожать, а вы ее испугаете. Плохо может на потомстве отразиться.

– Я! Я! – побагровел Коваленко. – Что это все значит!

– Я тебе сказал, лучше застрелись, а то я тебя, сволочь, заставлю всю эту банку сожрать, и будешь ты издыхать долго и мучительно, – рявкнул Кленовский и, хлопнув дверью, покинул кабинет Коваленко. Секретарша, почувствовав большого начальника, сделала ему глазки, и Гера пригласил ее на ужин.

Я выписался из спецклиники лечения неврозов ФСБ в конце декабря 2006 года. В камере хранения я обменял свою пижаму на китайский спортивный костюм и телогрейку – эти вещи мне оставили, в них я поступил сюда, в это здание под Звенигородом из стекла и бетона с бесшумным лифтами и полами. У меня здесь была персональная палата, уход, «прозак» и прогулки три раза в день. Первое время на прогулках я все еще пытался продолжить свой разговор с Иисусом, начатый тогда, у подножия креста на высоком берегу Северной Двины, но Иисус не отвечал мне. Доктор забрал фигурку, подарок Акинфия, и потом сказал, что она где-то затерялась. Должно быть, соврал, подлец.

За высоченным больничным забором была автобусная остановка, и я стал ходить вокруг нее, ожидая автобус или маршрутку до железнодорожной станции. Дальше – электричка, метро, где меня, может быть, не заберут за мой лоховской вид. Я сейчас, наверное, был похож на одного из тех негодяев: на Ровшана или на Джумшута, вот только стамески не было в моем кармане и убивать ею я никого не собирался. Я вообще больше не собирался никого убивать, наверное, поэтому он прекратил со мной общаться.

За спиной послышался звук приближающегося автомобиля. Я обернулся: черный «Мерседес GL» с номерами серии «а…мр», на крыше торчат антенны спецсвязи, левый борт забрызган свежей грязью. Торопились те, кто в машине. Я вдруг представил, что вот прямо сейчас меня убьют. Запросто опустится черное непроницаемое стекло, вытолкнет наружу десяток сантиметров увеличенного глушителем дула, плюнет в меня пулей, и помчится этот «GL» в Москву, а я останусь лежать на остановке с такой же дыркой посередине лба, как у Акинфия. Я молча стоял, ожидая своей участи, из машины тоже никто не выходил. Это противостояние продолжалось несколько минут. Затем задние двери распахнулись, и я увидел Геру и генерала Петю, который гаркнул так, что над соседними деревьями поднялась испуганная ворона и, каркнув три раза, улетела не пойми куда: