Мартин Эмис - Информация

Ричард нехотя поднялся наверх, чтобы принять душ и одеться. Он постоял, согнувшись, в крохотной кабинке, пока сверху лилась вода, а потом натянул на себя одежду. Посмотрел на себя в зеркало — синяки под глазами, словно шрамы, волосы стоят дыбом, как от ужаса. Эта картинка заставила его отказаться или, по крайней мере, отложить на какое-то время ближайший план: соблазнение чуть тронутой легким загаром Деметры Барри. И еще это заставило его задуматься. Откуда я вернулся? Где же я был? Не в стране снов, не во сне, как это было когда-то, а на каком-то другом испытательном полигоне, в каком-то другом лесу. В лесах «Комуса» Мильтона и «Королевы фей» Спенсера? Нет. Скорее это был лес, знакомый тому дикарю из блинной «Канал Крепри»: поляна, сломанные и раскиданные причиндалы для пикника, вполне современный мусор и объедки, деревья, терпеливо и горестно роняющие капли ядовитого дождя. Джина, как обычно, оставила постель незаправленной. Ричард стоял голый и смотрел на голую простыню, на ее складки, на ее влажный блеск. Каждое утро мы все больше оставляем в постели: все больше уверенности, силы, любви. Больше волос и кожи: отмерших клеток. И тем не менее эти частички опережают вас на шаг, готовясь воссоединиться с космосом.

Ричард стал бриться. Муха, ленивая лондонская муха, слабо жужжа, билась о стенки запотевшей душевой кабинки. Лондонские мухи — это особая порода. Толстые и медлительные — к октябрю они превращаются в живые трупы. Ричард брился. Он отметил, что его щетина стала еще щетинистей и еще более непослушной. Но погодите, подумал он: ведь я еще не старый. У меня на лице все еще сохранились родимые пятнышки, угри и даже гнойные прыщи, как у мальчишки-подростка (часто его лицо казалось ему одним большим прыщом). Я все еще постоянно думаю о сексе и готов дрочить при любой возможности. Я все еще разглядываю собственное отражение в зеркале. Но этот путь предстоит пройти всем нам: от Нарцисса к Филоктету с его смердящей раной. Ричард вздрогнул так, как будто бы он порезался. С Джиной они теперь играли в какие-то сексуальные прятки. Он даже не мог себе позволить обнять ее, потому что объятия вели к поцелуям, а поцелуи — к маленькой смерти. Поэты ошибаются, когда говорят, что совокупление похоже на смерть. Как раз наоборот, маленькая смерть — это то, что переживал он. Как проводила Джина свои пятницы? Ричард перестал за ней следить. Он лишился права знать правду. Боже, и еще эта долбаная муха жужжит и вьется между ног. Колючая, толстая, обреченная, пережившая свое время. Когда Джина смотрела фильмы ужасов, она закрывала уши руками. Не глаза, а уши. Ричарду не хотелось думать о том, что бы стал закрывать он.

Он потрогал шишку на шее. Разумеется, это всего лишь киста: да уж, он кистозный парень. Уговаривая себя не переживать по этому поводу, Ричард решил, что добился ощутимого прогресса в своей ипохондрии. Его уже больше не мучили характерные для кризиса среднего возраста периодические приступы паники, когда стоит вам почувствовать, что у вас кольнуло там или здесь, и вы уже подозреваете, что смертельно больны. Теперь, привыкнув, что у него все время что-нибудь болит или где-нибудь колет, Ричард уже больше не подозревал, что у него рак, или дистрофия, или лихорадка, или «крысиный» вирус, или аллергический шок, или устойчивый к антибиотикам стафилококк. Гангрена или проказа. Теперь он не сомневался, что у него все эти болезни вместе взятые.

Этим утром мистер и миссис Талл бестолково поболтали (неужели они никогда не поумнеют), о том, что, может быть, Марко стоит пропустить денек дома и посетить это полулегендарное заведение — школу. В конце концов, температура у него почти что в норме; сегодня ночью он проснулся всего два раза и не больше чем на час. У него болело только одно ухо. Только на одном глазу веки слиплись от конъюнктивита (другой глаз выглядел не так уж плохо, в нем даже были видны полоски белка). Но примерно в половине девятого в перерыве между приступами кашля Марко благополучно исторгнул из себя свой завтрак и теперь взывал о помощи из ванной. Ричард поспешил к сыну, Джина и Мариус тем временем ушли (Мариус был прекрасно, хотя и несколько беспечно экипирован модным портфельчиком, детской теннисной ракеткой и расшитым розочками рюкзачком с футбольной формой). Ричарду предстояло присматривать за Марко до половины пятого. Потом придет Лизетта — когда закончится ее собственный учебный день. Если она прогуливала уроки, чтобы прийти пораньше, они платили ей надбавку, а с деньгами сейчас было туго.