Мартин Эмис - Информация

— Бальфур. Мне нужно, чтобы вы мне кое в чем помогли.

Выслушав Ричарда, Бальфур сказал:

— Надеюсь, вы не станете поступать опрометчиво.

— Сколько это займет? И сколько будет стоить?

Стоя под дождем, Ричард ждал детей у школьных ворот. Оттуда они направились в видеомагазин, витрины которого запотели так же густо, как витрины бара напротив. Мокрым собакам приходилось ждать за дверью, но в видеомагазине воняло мокрой псиной. В этот час тут толпилось много взрослых и детей. Ричард подумал, что взрослые похожи на детоубийц, да и дети тоже — с их прическами, серьгами и пустыми глазами. Мариус и Марко сидели на корточках под вывеской «ФИЛЬМЫ УЖАСОВ» и умоляюще смотрели на отца, но в конце концов им пришлось согласиться с кассетами из раздела «ДЕТСКИЕ ФИЛЬМЫ». Потом он отвел их на другую сторону улицы (только не говорите маме) в бар купить чипсов.

Когда они вернулись домой, Ричард усадил их смотреть «Тома и Джерри». Года два-три назад мальчики смотрели «Тома и Джерри» очень внимательно, но не улыбаясь, как если бы это было упрощенное и стилизованное, но по сути своей правдивое повествование о том, как обычный кот пытается ужиться с обычным мышонком. Однако теперь фильм казался им смешным. И Ричарду тоже. Ему все казалось смешным. Прислушиваясь к детскому смеху, он сидел за своим письменным столом. Он не писал. Он печатал — перепечатывал «Амелиор». И не слово в слово — он вносил легкие изменения (иногда к худшему, если ему это удавалось, иногда — неизбежно — к лучшему). Дело двигалось.

— Ну что, сынок, — сказал великий О'Флаэрти, — сколько тебе лет?

— Через месяц будет сорок один, — сказал Гвин, словно ожидая, что это известие вызовет изумление.

— Надеюсь, ты не собираешься бросать свою работу, иначе, боюсь, тебе придется голодать! — О'Флаэрти пожал плечами — так мягко, почти незаметно. — Понимаешь, все дело в том, как ты обращаешься с кием. И в твоем глазомере, сынок. В твоем глазомере.

Уже второй раз О'Флаэрти пустился в рассуждения о том, что снукер — это игра визуального воображения. Сначала Гвин воспрянул духом, полагая, что уж в этом-то он хорош. Но опыты с дополнительным белым шаром, устанавливаемым под различными углами по отношению к шару, на который нацелен удар, отнюдь не сделали игру проще.

— Дело в том, что я хочу победить только одного игрока. И он тоже не ахти какой игрок, — сказал Гвин, прерывая О'Флаэрти.

Сохраняя в свои шестьдесят лет мягкость черт, с крупным носом, нависающим над верхней губой, великий О'Флаэрти терпеливо склонил голову.

— Учитывая то, как вы обращаетесь с кием, — сказал он, — вам еще долго придется проигрывать, прежде чем вы наконец выиграете.

— Да, и мне это не подходит.

— Но подумайте. Скоро вы сможете выбивать по тридцать очков. По тридцать пять очков!

— Нет. Я хочу выиграть у этого парня не откладывая. И я здесь, чтобы вы мне подсказали, как это сделать.

О'Флаэрти склонил голову, не то чтобы печально, но с профессиональной понятливостью. Для него бильярд символизировал сдержанность и порядочность; для него эта игра символизировала цивилизацию. Он дважды был вторым на чемпионатах мира еще в те поры, когда за победу платили десять шиллингов. И он получил свои пять шиллингов за то, что проиграл победителю. Однако в отличие от великого Буттругены, который постоянно ломал себе голову, почему он не живет в Монте-Карло, великий О'Флаэрти не сокрушался о доме в Марбелье и о персональном номерном знаке для своей машины.

— Если бы это зависело только от меня, я бы вам советовал не трудиться зря. Но вы меня наняли…

— Это верно, — проникновенно произнес Гвин.

О'Флаэрти выпрямился:

— У вас обоих свои кии?

— Да. Но мой намного дороже.

— Для начала купите замшу. Можно и еще кое-что предпринять. Выбрать кий подлиннее и так далее. Везде есть свои маленькие хитрости.

— То есть вы хотите сказать, что может помочь лучшее снаряжение?

О'Флаэрти склонил голову:

— Для начала. Ненадолго.

Гвин высказал предположение.

Одним движением кистей рук великий О'Флаэрти переломил свой кий пополам.

— Что ж, может быть, это сработает.

Они разговаривали не в бильярдной, откуда Гвину теперь нужно было выбираться. И он был этому рад. В темных бильярдных, где пирамиды света освещают лишь покрытые зеленым сукном свинцовые плиты, традиционно таилось насилие. Нет, урок состоялся в одной из гостиных отеля «Гордон» на Парк-лейн. Именно здесь О'Флаэрти устраивал показательные выступления, наставляя и развлекая любителей снукера (с ирландским кудесником Гвина свел Себби). Гвин вытащил бумажник и предложил возместить убытки, но О'Флаэрти даже и слышать не захотел о деньгах.