Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

Все эти сведения я почерпнула из пожелтевшей пачки «Вечерки» за 1956 год, которая чудом сохранилась у меня на антресолях в прихожей.

В одной из последних газет я прочла заметку о том, что в Москву приехал популярный французский киноактер и шансонье Ив Монтан со своей женой, неповторимой Симоной Синьоре.

Первый его концерт прошел в концертном зале имени Чайковского (Мне показались занимательными эти хроники, но речь шла уже о документальных фактах, и я обязан был проверить их точность. В Исторической библиотеке я прежде всего усомнился в словах автора о «пожелтевшей пачке», так как годовая подписка размещалась в четырех громадных и тяжеленных альбомах. Но что касается информации, то она оказалась на удивление точной. За исключением того факта, что Додика судили не осенью, а в середине апреля. (Прим. ред.)).

А еще был Будапешт… Но об этом газеты почти не писали.

Среди студенческой молодежи Москвы за неделю до его приезда началась паника. Билеты на концерты Ива Монтана были существенно дороже билетов в Большой театр. И к тому же их не было. Вернее, они были у спекулянтов, но там в два раза дороже — почти как студенческая стипендия.

Я обратилась было в «сырную» команду Певца к женщине, ответственной за все билеты, которой я уже успела сшить летний костюмчик, но с первых же слов о Монтане поняла, как неуместна и даже бестактна была моя просьба. В окружении Певца имя Ива Монтана произносилось только с эпитетами «профанатор», «безголосый», «балаганный паяц», «захребетник», сделавший свою карьеру на женщинах.

Сперва на Эдит Пиаф, а теперь вот на великой Симоне Синьоре.

Тогда мы с Татьяной решили обратиться к нашим знакомым по коктейль-холлу Марику и Лекочке. У их родителей были безграничные возможности, но и они ничего не обещали.

После я узнала, что эти молодцы вытянули из предков столько билетов, что на первый концерт по ним прошел каждый двадцатый человек. И на каждом двадцатом человеке эти два юнца заработали по половине студенческой стипендии, то есть больше чем по сто рублей. Продавали они их не сами, а через подставных лиц. Нам же им было неудобно предлагать по спекулятивной цене, и поэтому они просто отказали.

У спекулянта купить их было тоже непросто, его еще нужно было найти. Это только перед кинотеатрами они не прятались, но там прибыль у них копеечная, а тут сотни рублей…

В один прекрасный день, когда мы с Татьяной вместо того, чтобы готовиться к зимней сессии, сидели с утра на телефоне и обзванивали всю Москву в поисках человека, который достал бы нам хоть самые галерочные билеты на Монтана, меня внезапно вызвали в деканат.

Не зная, что и думать, я одела самый строгий костюм и совсем не стала красить губы.

До иняза от меня можно доехать на троллейбусе, что я и делала летом, а зимой ездить на них было долго и холодно. Старые, маленькие еще троллейбусы не отапливались так хорошо, как большие современные, и стекла у них были мохнатые от мороза. Поэтому я взяла такси и всю дорогу ломала голову над тем, зачем же меня вызывают.

У декана в кабинете сидел незнакомый мне мужчина лет сорока с гладко зачесанными назад волосами и в коричневом костюме. Он сидел за маленьким столиком, приставленным к большому письменному, и внимательнейшим образом изучал содержимое раскрытой папки типа «скоросшиватель». В пепельнице, стоящей рядом, дымилась забытая папироса. Тут же лежала коробка папирос «Казбек». У меня тревожно екнуло сердце.

Декан вышел мне навстречу с протянутой для приветствия рукой. Незнакомец даже не поднял головы от бумаг.

— Здравствуйте, здравствуйте, Анна Львовна…

— Мария… — смущенно поправила я.

— Конечно, конечно, — почему-то обрадовался декан. Он был чрезмерно полный и от любого резкого движения у него начиналась одышка. — Вам, уважаемая Мария Львовна, в связи с вашими выдающимися успехами в изучении языка, оказано исключительное доверие…

— Я сориентирую товарища, — не отрывая глаз от бумаг, тихо перебил его незнакомец.

— Конечно, конечно! — еще больше обрадовался декан. Он с преувеличенной озабоченностью взглянул на часы, похлопал себя зачем-то по карманам и как бы сокрушенно развел руками. — Евгений Кондратьевич введет вас в курс дела, а мне, к сожалению, нужно бежать…

Он потряс мне руку и, с испугом заглядывая мне в глаза, проникновенно сказал:

— Я очень на вас надеюсь…

Незнакомец легонько прокашлялся, и декан, шумно дыша, убежал.