Горан Петрович - Книга с местом для свиданий

Через становившиеся все более густыми ивы до него сначала добралась заплутавшая стрекоза, потом донесся шум крыльев серого журавля, потом из-за листвы вынырнул блеск пруда, и Адам понял, где он находится по отношению к вилле. Перед ним была гладкая поверхность, глубиной не глубже прозрачной, которая брала начало неизвестно где и невысокими каскадами ниспадала на следующую ровность, покрытую кувшинками, лотосами и другими болотными растениями и населенную откормленными ленивыми лягушками. Над самым дном юноша ясно увидел стаю пестрых рыб, медленно плывущих мимо обросших темно-зелеными водорослями камней и винной бутылки с длинным горлышком, наполовину торчащей из слоя ила. Куда движется эта вода, Адам не узнал, потому что его внимание привлек стоящий поблизости павильон, небольшое сооружение со стеклянными стенами, разделенными рамами на множество квадратиков, как у оранжереи, которые изнутри закрывали водопады белых полотняных штор. Немного поколебавшись, юноша дважды постучал в дверь и, нажав на ручку, громко крикнул:

— Хозяин!

Внутри никого не было. Павильон представлял собой одно-единственное душное помещение, битком набитое всевозможными предметами. Войдя, юноша увидел десятки больших и маленьких коробок, некоторые из них стояли отдельно, другие — друг на друге до уровня пояса, третьи громоздились на высоту человеческого роста. Здесь были и садовые инструменты, и дырявая сеть для чистки пруда, и залатанный сачок для ловли бабочек, и молот лесника для разметки деревьев, ряды цветочных горшков с недавно проросшей рассадой, сложенная походная кровать и холодная грелка, высокие подбитые железом башмаки, садовый секатор, драная соломенная шляпа, веснушчатые яйца в банке с какой-то жидкостью, в углу лежали куски разбитого женского бюста из порфира, немного дальше — наполовину склеенная миска с изображенным на ней эллинским орнаментом, связка землемерных шестов, клубок веревки, метелка, еще одна, из сорго, металлическая щетка, ржавые стремена, пара медных монет и серебряная запонка, лежавшие на чем-то вроде подставки для цветов, толстенный гербарий с торчащими из него черенками листьев, разложенные на полу камни, обломки керамики и узорного стекла, а также записочки с какими-то цифрами, а на большом столе, сколоченном из обычных досок, пузырьки с тушью, циркуль, угломер, лупа, пинцет и план всего имения с различно обозначенными отдельными его участками, с нарисованными крестиками и отметками высоты, с расположением всех объектов и виньеткой в правом верхнем углу, рядом с заглавием, где каллиграфическим почерком было написано: «Идеальная реконструкция формирования территории, 1:10.000, выполнена профессором Д. Тиосавлевичем».

Мойсилович настойчиво нажимал и нажимал кнопку звонка. Еще до того, как глянул в глазок, Адам именно по этой беспардонности догадался, кто стоит за дверью. Владелец квартиры просто-напросто не снимал пальца с кнопки звонка до тех пор, пока ему не открыли дверь.

— Лозанич, радость моя, надеюсь, ты не собирался от меня прятаться? — прищурился на него хозяин мансарды, шутливо грозя ручкой сложенного зонта.

— Так я же оставил вам вчера записку, что заплачу на следующей неделе, как только получу гонорар в «Наших достопримечательностях». — Адам хотел свести разговор к минимуму, потому что знал, что Мойсилович ни за что не пришел бы ради того, чтобы решить вопрос с перебоями в работе водопровода или какого-нибудь другого ремонта, он всегда появлялся только затем, чтобы получить арендную плату.

— Эх, Лозанич, Лозанич, неужели ты не помнишь, как ты задержал оплату? А ведь у меня такие расходы! Ты хоть представляешь себе, сколько стариков я тащу на своем горбу? И как мне с этим справляться, когда от тебя только и слышно то «завтра», то «послезавтра»? Не думай, что я не сумею гораздо дороже сдать эту квартиру в самом центре! — Мойсилович никогда не употреблял слово «мансарда», упорно пользуясь синтагмой «квартира в самом центре» и считая, что это оправдывает ее головокружительно высокую цену.

— На следующей неделе... — ответил Адам.

— А что будет на следующей неделе? Не услышу ли я снова насчет следующей недели? Сам видишь, какое ненадежное сейчас время. Я знаю, что тебе нелегко, я и сам был студентом, сам бедствовал. Но и ты меня пойми... — Вынудить Мойсиловича сократить свое обычное выступление было не так-то просто, и юноша подумал, что из всех курсов лекций квартировладелец, видимо, прослушал только один, по анатомии, а точнее, о том, как содрать с человека шкуру, при этом оставив его живым, чтобы он и впредь мог вносить плату.