Виктор Ерофеев - Роскошь(рассказы)

Он сделал ударение на последнем слове. Лицо декана сделалось еще более скорбным:

— Но ведь Евдокимов…

— Разве в Евдокимове дело? — живо и невежливо перебил декана Игорь, поддаваясь почти юношескому нетерпению. — Помните, я подробно говорил об этом на партбюро, и вы, кажется, соглашались с моей аргументацией.

— У меня изменилось мнение. Могло же оно измениться! Мы не догматики, в конце концов! А потом, знаете, что сказал мне Стаднюк? — «Что это у вас там за парень, которому больше всех надо?»

— «Больше всех надо»! Прекрасно!.. Подождите, а что вы ему ответили?

— Что я мог ему ответить? — печально пожал плечами декан.

— Как что? Я ведь защищал честь факультета и… вашу честь, Василий Яковлевич, потому что во всей этой истории вы потерпевший, именно вы.

— Слушайте, Игорь Михайлович, — поморщился декан, — мы с вами не мушкетеры, чтобы вести дебаты о чести. Честь! Честь! Не будем пустословить! Выгнали Евдокимова — и дело с концом.

— Что же вы все-таки сказали обо мне Стаднюку?

— Я дал вам хорошую характеристику… но я также сказал, что считаю ваш шаг опрометчивым… да, опрометчивым. Вот видите, — улыбнулся декан, — я от вас ничего не скрыл.

— То есть как опрометчивым? — опешил Игорь.

Декан не ответил. Он медленно рос, поднимаясь из-за стола: аудиенция закончена. Игорь некоторое время оставался сидеть, не замечая сигнализации декана. Тот кашлянул. Сильно покраснев, Игорь вскочил на ноги.

— Я вас прошу, Василий Яковлевич, позвоните Стаднюку, он меня вызывает, и скажите ему…

— Может быть, я сам решу, что мне делать? — деликатно улыбнулся декан.

— Извините, — совсем сконфузился Игорь.

После ухода Игоря декан откинулся в кресле и закрыл глаза. «Слишком рано он вылетел. Ранняя пташка. Но этот полет весьма симптоматичен. Сперанский сдает. Глядишь, годика через два мы его — он потянулся, — и порешим… А странный этот тип, Евдокимов, — мысли декана сменили свое направление. — Я его ни разу не прижимал. Я даже фамилии его не знал, а он — на тебе! Взбеленился…» Василий Яковлевич встал, защелкнул на замок дверь своего кабинета и, вернувшись к столу, выдвинул средний ящик. Из-под бумаг он достал изрядно помятый листок ватмана и взглянул на него с брезгливостью. На листке был изображен Василий Яковлевич (портретное сходство удивительное!) — разноцветными фломастерами — в неопрятном шлафроке, подхваченном бечевкой («да я вообще никогда халатов не носил!»); в одной руке он держал большую ночную вазу, а другой приподнимал ее крышку. Из горшка поднимался легкий парок, и он внюхивался в него с лицом умиленным, растроганным, хотя в то же время сохранявшим неземную скорбь. На горшке надпись: «Докторская диссертация», а под рисунком: «Профессор».

«Да нет, просто негодяи! Нет, какой мерзавец!.. Ну ничего, в армии его скоро от таких штук отучат…»

«Больше всех надо!» — переживал Игорь.

Хорош Стаднюк! Поверил старику… Эх, Стаднюк! Физиономия благовоспитанного бульдога. Этот бульдог мягко спрыгнет с насиженного дивана, подойдет к вошедшему в дом гостю, обнюхает его вежливо и вроде бы снисходительно, но вдруг в следующее мгновение мотнет мордой и насмерть вопьется зубами в мякоть ляжки. И гость — завопит! завопит!

«Больше всех надо!» — переживал Игорь.

После вероломства Василия Яковлевича оставалась единственная надежда: крупнокалиберное орудие, которое следовало поспешно развернуть, направить… и шарахнуть из него, дернув за шелковый шнурок!

Но пушку укатили. Еще в четверг, не теряя времени понапрасну, Игорь накручивал домашний телефон тестя бесконечное количество раз, кусая ногти и накуриваясь до одури. Мне нужно с ВАМИ срочно посоветоваться, Александр Иванович, по одному важному делу.

Телефон не отвечал.

Ах, да, он на даче! Конечно, на даче! Какой уважающий себя человек сидит в майский теплый вечер в Москве?

Дачный не отвечал.

Четверг пропал даром. Пушку не отыскали. По воробьям пальнуть.

В пятницу утром Игорь звонил на работу. Уши распухли, налились кровью. Гудки были полные, длинные, апатичные, как переваренные макароны…

Телефон секретарши не отвечал.

Летело время. Рабочий день вот-вот обещал упереться в обеденный перерыв. Игорь опаздывал на лекцию. Игорь гримасничал, волнуясь и колеблясь. Позвонить — не позвонить? Он залепил носом левый глаз как куском пластилина, натянул нижнюю губу на подбородок, затушил сигарету и, взволнованно чертыхаясь, набрал номер засекреченного телефона, который стоял у тестя в кабинете и был приравнен по рангу к «вертушке». Тесть собственноручно снимал трубку и говорил отчетливо: