Наталья Нечаева - Скинхед

Ване хорошо и спокойно. У него ничего не болит. Он ничего не чувствует. Если бы не этот свет, что бьет прямо в глаза, было бы совсем замечательно. Надо бы отвернуться, но даже на это нет сил.

Он знает почему. После секса у него всегда бывает так. Неохота ни шевелиться, ни думать. Ловить бы и ловить кайф всем телом, оно становится легким, как из воздуха, даже звонким. Все-таки секс — это лучшее, что есть на свете. Особенно с Алкой. Если б она пришла раньше, то он бы уже выздоровел. Потому что даже после одного раза уже ничего не болит. Только хочется спать. Кто-то из парней говорил, что индийские йоги все болезни лечат сексом. Или не йоги, а китайцы?

Ваня улыбается. Ему хорошо. Он вспоминает Алку.

В баре накурено и душно. И очень громко играет музыка. Так громко, что надо орать друг другу в ухо, если хочешь что-то сказать. Поэтому лучше молчать. Ваня и молчит. Потягивает безалкогольное пиво и молчит. Рим тоже молчит. Он ждет какого-то Костыля, с которым хочет познакомить Ваню. Только Костыль может разрешить Ване прийти в организацию. Рекомендации Рима, конечно, дорогого стоят. Но главный у них — Костыль. Поэтому Ваня немного робеет. Самую малость. Он представляет себе Костыля огромным громилой с лысым черепом и стальными глазами. Костыль должен понять, что Ваня — серьезный пацан и его можно взять в организацию.

В этом баре Ваня впервые. Рим тоже. Он сказал, что Костыль для конспирации, менты ведь висят на хвосте, все время назначает встречи в разных местах.

Они сидят уже довольно долго, Ваня вполне успел изучить местную публику. Бар — так себе. Тусклый. Дешевый. Из тех, где самый ходовой напиток пиво, разбавленное водкой. Сам Ваня не пьет вообще. Во-первых, спортивный режим. А во-вторых, Рим сказал, что в организации сухой закон. Это Ване нравится. Ему до печенок надоели дворовые друзья, смысл жизни которых надраться дешевого пива и перепихнуться в подвале с какой-нибудь телкой.

С девчонками у Вани еще не было ни разу, хотя они постоянно строят ему глазки. Ваня, высокий, спортивный, светловолосый и темноглазый, считается во дворе красавчиком. Поэтому девки липнут. А он — нет. Глядя на нечесаных, постоянно смолящих сигареты и ругающихся матом дворовых подружек, Ваня плохо себе представляет, как это он будет с кем-то из них целоваться. Противно же после сигарет! А ведь целоваться надо обязательно? Ваня знает, что непременно встретит девчонку, похожую на Катюшку, такую же трогательную и добрую, и они, взявшись за руки, пойдут гулять по парку. И там, на скамеечке, Ваня ее обнимет и поцелует.

Он так ясно себе это представлял, так хорошо видел эту будущую невесту, что одного взгляда на встреченных девчонок хватало, чтобы моментально понять: не то. Сказать по-честному, он не сильно-то и страдал. Так, иногда, ночами, когда просыпался на мокрой простыне после каких-то бессвязных цветных снов. Но и тут был свой рецепт. Тренер научил: под холодный душ, чтоб сердце зашлось, и тут же, не включая теплую воду, в постель. Тогда, согреваясь под одеялом, параллельно засыпаешь. Крепко и без всяких глупостей. До будильника.

— Не торопитесь с бабами, — учил тренер. — Ваше от вас не уйдет! Бабы забирают у мужика силу. Поэтому — сначала тренировки. А уж потом, если кураж останется, можно и на бабу вскарабкаться.

Ване тренеру верит потому и не торопится. Гораздо больше, чем целоваться, ему охота попасть в компанию настоящих сильных мужчин, чтоб быть равным среди равных, завести верных друзей, как мушкетеры один за всех, все за одного. И найти какое-нибудь стоящее мужское дело. Какое именно — Ваня пока не знает, но то, о чем рассказал новый знакомец — Рим, Ване очень нравится. Бороться за свой народ, свою родину — это же и есть работа для истинных мужиков!

Костыль появился неожиданно. Или просто Ваня замечтался? Из клубов дыма у барной стойки вышел прямо к их столику небольшого роста парень, лет, как Ваня прикинул, двадцати пяти — двадцати восьми, короче, до тридцатника, в изрешеченной молниями кожаной косухе, кожаных же брюках, заправленных в высокие сапоги с белыми шнурками. Самый центр темечка на гладком, до блеска выскобленном черепе пересекали две вытатуированные молнии. Татуировками пестрели и выглядывающие из обшлагов куртки кисти. На одной — синие буквы «White Power», на другой — красная, будто обведенная кровью, свастика.

— Ну что, солдаты расовой войны, — присел к ним Костыль, — пивком балуемся?

— Безалкогольное, — объяснил Рим, — чтоб из толпы не выделяться.