Сергей Троицкий - Негр и скинхед

Негр Мумбо шел по улице им. Миклухо-Маклая… Он шел в сторону метро… Он курил ЯВУ за 6 руб. В дурацком цветастом свитере, в вьетнамских фальшивых адидасовских штанах, в бейсболке и кроссовках… Ему было хорошо.

До этого, когда он жил в АФРИКЕ, он пять лет ходил в школу, играл в баскетбол и дико таращился на мир, а также с палкой и бубном шастал по улице. Но в России ему понравилось больше чем, например, когда он целый день сидел на пальме, выслеживая негритянку тутси. Во время секса она смердела, а иногда и пердела. А в больнице, в Москве, куда он часто попадал после раздачи пинков со стороны урелов и скинов, всегда давали еду и можно было ничего не делать. Особенно, нравилось ему показывать свои раны медсестрам…

Он вспоминал:… как хорошо, что полковник Дервиль поручил им взорвать лагерь тутси… Когда коммандос и банда местных африканских детей ворвалась в горящий лагерь, они бегали с палками и добивали шевелящиеся обрубки черных окровавленных тутси. Негритята поймали беременную тутси, сделали ей аборт, а потом трахали в окровавленную дырку. Негр Мумбо смотрел на это выпученными глазами, но потом он захотел срать и пошел под пальму. Тем временем его друзья награбили кучу всего, а ему не досталось ни хуя… Белый французский солдат подарил ему 5 франков, после чего дал лопату, сфотографировал на фотоаппарат и приказал копать яму.

Когда белые коммандос съебались на вертолете, приехали тутси на грузовиках с пулеметом и «калашами». Всех дико замочили — и его хотели, но потом передумали, потому что он копал яму… Тутси приказали ему сбросить в яму трупаки его друзей, но тут прилетели вертолеты и забросали тутси бомбами. Мумбо спрятался в яме под трупами и остался жить. Вечером, с какой-то теткой у трупаков он насобирал кучу мелкого прайса, завернул в целлофановый пакет и пошел в сторону Родезии… В лагере повстанцев он познакомился с негритятами, которых посылали на учебу в чудесную страну Россию…

На выпускном вечере московский пацан Борька Манякин познакомился с девкой из параллельного класса — Светкой. Она была дико развратная, с панковским зеленым хаером и в майке «Sex Pistols». Во время дискотеки она в дабле вместе с пацанами пила пиво и коктейли в железных банках. Борман был от нее без ума и даже, как взрослый парень, уже хотел жениться, но она ему постоянно не давала, а давала другим, от чего он иногда бывал в диком бешенстве.

В середине лета вся туса, а также дворовые люди, двинули на Казантип. Борька — Борман за себя и Светку вложился деньгами, скопленными родителями на модный компьютер.

Целыми днями они плясали под рейв, пили портвейн и курили план. Светка пыхтела как паровоз, а ему не нравилось — ходишь как дурак, ничего не понимаешь. На третий день их палатку обокрали, и Борман полностью остался на бобах. Светка сказала, что некие люди обещали им помочь, но надо толкануть травку. За два дня они срубили неплохой куш, но после того, как на его глазах окочурились герла и какой то чувак из Мариуполя, ему стало херово. Борман устроил Светке скандал, и выбросил травку в море. Светка сказала, что он — непродвинутый лох, и куда-то съебалась. Вскоре его подозвали три хохла и дали диких пиздюлей; после экзекуции хохлы сказали, что утопят его в море, если он не вернет прайс за пых. Спиздив у кого-то мобильник, он позвонил в Москву и спросил у Толика (у которого брат сидел), че ему делать.

— Че делать? Как ночь настанет, вали на хер на последнем троллейбусе. Дуй в Симферополь, а там разберешься.

— А Светка? Ее тоже могут завалить.

— Светка не пропадет! Поебется! Вещей всяких спизди на дорогу. Все.

Когда солнце опустилось за горы и все вокруг ожило и заколбасилось, Борман, уложив в кепку гребень и собрав оставшиеся пожитки в рюкзак, окольными путями двинулся из лагеря. Пиздить он ничего не стал, не такой он человек был… Прихватил только пару пачек сигарет и бател пепси. По дороге чудом не столкнулся с хохлами.

Около десяти вечера он вышел на трассу, где сел на троллейбус и за 4 гривны добрался до Симферополя, где тут же загремел в ментуру. Ввиду отсутствия паспорта и наличия зеленого гребня, был дико отпизжен украинским «беркутом» и заперт в каталажку.

Утром, когда «беркут» съебался, русский крымский мент вывел его на улицу и выкинул рюкзак.