Наталья Нечаева - Внук котриарха

Шум из Египетского зала разносился по всему этажу. Возбужденные и радостные охи, вздохи, пришепетывания и восклики летали меж арочных сводов, удваивались, отталкиваясь от стен, сшибались друг с другом на пологих ступенях, словно споткнувшись о невидимую завесу, и взмывали ввысь к самому потолку. Взоры всего многочисленного и разноплеменного собрания были обращены в угол, откуда по всему залу огненными мухами разлетались жужжащие искры. Мумия, откинувшая крышку саркофага и присевшая, чтобы лучше созерцать происходящее, то и дело отмахивалась от огоньков, цепляющихся за облачение черными грязными лапками. Множество кошек, соскочивших со своих постаментов, барельефов, ваз и кувшинов, сгрудились на полу у ног огромной черной кошки, каждое движение которой порождало новый выплеск искр, закручивающихся в смерчи и разлетающихся по залу.

Мут-Сохмет, это была именно она, величественно и грозно оглядывала внимающее ей собрание, время от времени поглаживая рукой лицо, будто проверяя, на месте ли материализовавшийся нос, не исчез ли снова, то есть достаточно ли она хороша, не посмеет ли кто-нибудь усомниться в ее безусловной красоте и силе. Священная кобра на ее голове подняла голову и воинственно раздувала капюшон, демонстрируя немедленную готовность к нападению.

Только одна-единственная кошка, самая красивая и изящная, со сверкающим синим скарабеем во лбу, не склоняла головы и не прижимала ушей. Она даже не сошла со своего помоста и слушала Мут-Сохмет с внимательной и лукавой улыбкой. Впрочем, ее витрина находилась как раз за углом одного из сводов и в поле зрения Сохмет не попадала.

– Час настал, – звучный голос Мут-Сохмет, до краев налитый горячим металлом, на каждом выдохе и рождал те самые искры, заставляя внимавших пригибать головы, чтобы жар не опалил шерсти и не ожег глаз. – Я чувствую, как во мне прибывают силы. Завтра черное полнолуние, это мое время. Дворец будет наш. Чары кэльфов развеются, все они погибнут – в железе и воде, оставшихся на месте этих стен, они не способны жить. Останемся только мы, вечные великие и единственные хозяева этого мира и всех прочих миров. Слышите? – она внимательно оглядела разномастные склонившиеся перед ней затылки, – больше никто и никогда не сможет сходить с картин, создавать фантомов, перевоплощаться. Да и самих картин больше не будет! – Мут-Сохмет хохотнула, словно провела топором по камню, – эрмики – глупая стая – нам не помеха. Выжившие встанут в наши ряды, им все равно, кому служить за жратву. Потом они все равно передохнут – кастраты не могут оставлять потомства. И тогда я призову крысиного короля. О, это будет настоящий апокалипсис! Крысиный король – самая мощная технология извращения сознания. Не надо войн, не надо землетрясений. В мире людей исчезнут ориентиры, которые они называют смешным словом «мораль», свой начнет предавать своего, потом они просто пожрут друг друга! Как сошедшие с ума крысы. И тогда, наконец, мы сделаем то, что не удавалось триста лет. Хотя… что такое триста лет для вечности? Глоток крови, не более…

– А тот, кто должен прийти, он умрет? – Красивая кошка со скарабеем, наконец, спрыгнула с помоста и подошла ближе. Испуганная толпа расступилась, пропуская, и отодвинулась чуть дальше от трона, освободив просторный пятачок для красавицы.

– Ты опасаешься за него, Баст? – Мут-Сохмет засмеялась, и с вздрогнувших величественных сводов просыпалась белая пыль, припорашивая согбенные спины, промытые витрины, саркофаги, статуи. Черные и розовые шестиугольные плиты пола в главном проходе мгновенно сравнялись с цветом близлежащих серых. В приглушенно освещенном зале стало намного светлее, как после внезапного снегопада в городе хмурым осенним утром. Мут-Сохмет дождалась, когда перестанет обреченно звякать стекло, приосанилась. – Все предопределено. Он будет жить как обычный кот. Эрмики вполне разберутся с ним. О, это будет многосерийная драма, блокбастер, триллер, конец которого известен. И даже ты, Баст, уже ничем не можешь этому помешать. Тебе нужны доказательства? Вот, посмотри.

Мут-Сохмет грациозно повела коленями, и на тугих складках ее обтягивающего черного платья мигнули красные искорки, крошечные, живые, похожие на капельки свежей горячей крови.