Михаил Идов - Кофемолка

Она взяла меня за руку — ее ладонь была сухая и тонкая, моя — влажная и бесчувственная.

— Расслабься, — добавила она непринужденно. — Мы одни.

Я могу остановиться здесь. А могу написать, что вслед за этим Карина расстегнула ширинку на моих джинсах и оказала мне бесцеремонную, механическую услугу, кусая губы, чтобы сдержать смех, пока ее рука работала в диагональной плоскости с почти невинной независимостью от остального тела. Не исключено, что так все и было. Я могу продолжить. Могу, например, сказать, что она склонила голову и опустила глаза к полу, показывая мне пушистый затылок, и что деталь еще одной татуировки — не то копье, не то молния, не то север геральдического компаса — выглядывала из-под майки и пряталась обратно в ритме ее движений. Которых, кстати, может, и не было. Также не отвергается версия, что я зарыдал, повторяя «Все кончено, все кончено», когда ее жесты стали жестче и хлестче. Допустимо и даже вероятно, что я сам не знал, что именно эта фраза охватывала — происходящее, мой брак, мою жизнь или все вышеперечисленное. И наконец, было бы вполне разумно предположить, что я все еще повторял «Все кончено, все кончено», когда недавно прореженная бусинная занавеска решительно раздвинулась, открывая по кусочкам и полоскам масляное рыло и затуманенные экстазом буркала Аркадия Иволгина.

Все это не за гранью возможного. Как выразился один мой уважаемый коллега, если я это сделал, то так. [83] Отсылка к книге О. Дж. Симпсона «If I Did It, Here's How It Happened», в которой автор умудряется детально описать, как убил жену и ее любовника, официально не признаваясь при этом в преступлении. Мой роман. Что хочу, то и ворочу.

Говорят, время летит, когда тебе весело. Вынужден возразить: самые неприятные три или четыре часа моей жизни пронеслись мимо с невероятной скоростью. Мое отвращение к необходимости снова пережить эти моменты уступает моему долгу рассказчика перед вами; я обрисую их самыми грубыми штрихами — и скромно попрошу вас оценить, на какие жертвы я иду ради вашего развлечения.

После того как Карина испарилась, я ожидал, что Иволгин принесет мне скабрезные поздравления или потребует деталей. Насколько мерзкой ни представлялась мне эта перспектива, даже она оказалась серьезной переоценкой порядочности этого человека. Я интерпретировал его свинский восторг абсолютно неверно.

Как только я вышел из недокухни и занял свое место за стойкой, Аркадий подобрался поближе под предлогом изучения трех засохших пирожных в витрине. Его рот застыл в заговорщической ухмылке, но его короткие бесцветные ресницы трепетали, будто он был на грани принятия важнейшего решения. Наконец он заговорил, задыхаясь и сглатывая, на шершавом русском.

— Ну, — сказал он, — давай, что ли, пирожное.

— Какое? — спросил я, прикидывая масштаб катастрофы. Безуспешно. Урон был неисчислим.

— Шоколадное.

Я схватил шоколадное пирожное, не заботясь о щипцах, плюхнул его на тарелку и ударил тарелкой по прилавку. Я жалел, что не могу запихнуть пирожное прямо в его влажную пасть и подогнать — желательно грязным ботинком. Но Иволгин еще не сделал своего хода — и знал, что я не сделаю свой, не попытавшись сперва раскусить его намерения. Первобытный ужас плясал в его глазах, знакомый мне со средней школы: страх быть избитым.

— Шлаг, — донеслось до меня сквозь шум крови.

— Чего?

— Шлаг, — повторил Аркадий, нетерпеливо указывая на тарелку. Свинья хотела сливок. Я схватил баллон и сдавил курок, похоронив пирожное под белой массой. Она вываливалась криво и с переизбытком газа, с неистовым кашлем и брызгами.

— Вот тебе, — сказал я. — На здоровьице. С тебя пять долларов. Без доплаты за шлаг.

Я думал, что Иволгин удалится к своему столу, но вместо этого он грязно ухмыльнулся и начал пожирать пирожное прямо у прилавка.

— Ошибаешься, — пробормотал он с набитым ртом, и перешел на смесь подзаборного русского и плохого английского. — Насчет файв долларз мы еще, бля, посмотрим.

— Прошу прощения?

— Ты, братан, не того, — сказал Иволгин. — Эз фар эз ай си, [84] Как я вижу (англ.). я тебе ни хуя не должен. А вот ты мне, может, и торчишь э литл самфинг самфинг. [85] Чего-нибудь такого-растакого (англ.).

— Я тебе не братан, — ответил я. — И какого хрена ты решил, что я тебе что-то должен?

— Моральный ущерб, — продекламировал Иволгин звенящим победоносным голосом и слизнул сливки с верхней губы.

Я не выпускал баллончик. Это был хороший, тяжелый, тупой предмет с удобной ручкой, и он явно просился в завтрашний полицейский отчет.