Михаил Идов - Кофемолка

Это повлекло за собой небольшое откровение. Как только ваши вкусовые рецепторы настраиваются на подобные детали, информации, которую они способны впитать, нет конца. Обнаружив вишню и цедру, я нашел, или нафантазировал, в своем кофе следующую череду вкусов: гвоздику, горячий асфальт, горький шоколад, каменный уголь, спирт, подсолнечное масло, канифоль, анис, медную монетку, войлок (скорее фактура, нежели вкус), пемзу, бараний жир, белый перец, чернозем, сахарную вату, кардамон и дерьмо.

— Тебе воды принести? — спросила Нина.

Когда я допил воду, Кельвин уже вернулся к разговору о возрождении некоего музыкального жанра под названием «умный металл» на примере группы «Мастодонт». Как вы уже знаете, я способен поддержать пять минут любой беседы. Поговорили о «Мастодонте».

— Ну так что думаете? — спросил наконец Кельвин. — Готовы стать кофефанами? Я думаю, да.

— Я думаю, мы подумаем, — отрезал я. — Не надо нас прессовать.

— Разве ж это прессинг, — сказал Кельвин. — Вот это прессинг. — Он произвел на свет бурый пакетик с надписью «Фуллертон-стрит, 158, венский особый» и протянул его Нине. — Пейте и плачьте. Покедова. — Двумя секундами позже его мотороллер трясся по булыжнику в сторону Стэнтон-стрит.

Как вскоре выяснилось, Кельвин был мастером не только прямого маркетинга, но и партизанских тактик. Через час после его визита я обнаружил наклейку «Кофефана» (волнистый карандашный рисунок в стиле Р. Крамба, на котором Кинг-Конг или Снежный Человек опустошал в свою пасть дымящийся кофейник) на бачке в нашем туалете и еще две на фонарном столбе у дома.

Визит представителя «Йозефа Цайдля» мы назначили на вечер того же дня. Стерлинг оказался, как вы и ожидаете, полной противоположностью Кельвина: мурлыкающий англосакс средних лет, одетый в стиле, который могут себе позволить только настоящие англосаксы: розовый пуловер, небесно-голубые брюки и мокасины с кисточками. Подобный наряд смотрится только при наличии очень светлых волос и очень красной физиономии; ни с тем ни с другим у Стерлинга проблем не было. Он одобрительно покудахтал над «Ранчилио», провозгласил: «Пусть товар говорит сам за себя», заварил нам несколько наперсточных порций разных сортов и удобно, как кот, устроился на диване, сложив руки и переплетя розовые пальцы на фоне розового кашемира.

Товар действительно говорил сам за себя. Фирменный сорт «Цайдля» «Штатгальтер» на вкус был сама квинтэссенция Вены. Первый же глоток, и меня закрутил туннель ностальгии, теплая тьма с тлеющим вдали ночником нашего номера «для новобрачных». Похоже, что Нина переживала те же чувства. Она сама слегка порозовела.

— Вот оно, — произнес я. — Европа в кофейной чашке.

— Точно, — согласилась Нина. — Привкус католицизма и абсента с долгим фрейдистским послевкусием и нотками Третьего рейха.

Стерлинг нервно осмотрелся по сторонам.

— Извините, — успокоил его я. — Она имеет в виду, что мы согласны.

— Подожди, — прошептала Нина и повернулась к Стерлингу. — Большое спасибо. Мы сообщим вам о нашем решении максимум к завтрашнему дню.

Представитель понял намек. Он встал, поцеловал руку Нине, пожал мою, раздал нам обоим по роскошной брошюре на шершавой веленевой бумаге и вышел вон.

— Зачем кокетничать? — спросил я. — Я же знаю, что этот кофе понравился тебе больше всех остальных. Я не видел тебя такой довольной с нашего медового месяца.

— Как-то я пока не уверена, — ответила Нина, допивая. — Сейчас объясню.

Она собралась с мыслями и аргументировала свою нерешительность. Ей казалось, что этот выбор между двумя поставщиками с приблизительно одинаковыми ценами, но совершенно разными имиджами предопределит сам дух кафе. Выберем ли мы припанкованного «Кофефана», всего из себя органически-зеленого и торгующего напрямую с фермерами? Или царственного «Цайдля», чей кофе скорее всего был выращен и высушен африканскими первоклашками в кандалах?

— Мне кажется, это надуманная дихотомия, — парировал я. — Как ты упомянула, в цене разницы нет. Настоящий выбор — между «Цайдлем» и «Кобриксом». А так это просто два маркетинговых плана.

— Иначе говоря, «Макинтош» против «Виндоус», — провозгласила Нина театральным тоном «в сторону», зная, что меня это проймет, и победила: разговор тут же сошел с рельс. Мы не приняли решения ни в тот день, ни в течение следующей недели. После чего мы остановились на «Цайдле», потому что я был прав. (Но на всякий случай решили не называть наши напитки «шварцер» и «браунер», от греха подальше.) Кельвин выслушал печальное известие как настоящий боец, затем бомбанул наш квартал целым рулоном наклеек.