М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

- Утилитарный подход к искусству, - сказала Роза Кранц. - Мы забыли, что говорим о художниках, а не о колбасниках, генералах и банкирах.

- Так что ж - они не люди разве?

- Люди, но живущие другим: не материальным.

- Я потому так спросил, что в будущее возьмут не всех. Генералов и колбасников, наверное, брать не собираются. Значит, в будущем придется сызнова устраивать общество, налаживать отношения.

- Будем надеяться, что прогресс и цивилизация сделают этот процесс легким. Например, труд колбасника будет механизирован.

- Даже усомниться в этом трудно. Тем более что обслужить немногих избранных прогрессу легче, чем нелепую толпу. Прежде в будущее собирались взять всех, хотя иных и должны были в этом будущем судить. Мне кажется, раньше «будущим» являлось Царство Божие - и туда, хочешь не хочешь, а приглашали буквально всех. То есть предполагали воспроизвести ту же толчею, что и на земле. Теперь, когда Бога нет, дело упростилось. Теперь история решила в расходы не входить: попросту не брать большую часть народонаселения в будущее.

- Вы утрируете. Только тот, кто чувствует шум времени и его выражает, достоин быть художником - и в качестве такового быть опознанным временем.

- Значит, избранные (т.е. те, кто слышит шум времени) имеют перед временем больше прав, чем большинство, которое шума не слышит?

- Очевидно, так

- Однако эти избранные непременно хотят быть понятыми обществом - то есть толпой неизбранных. Более того, они хотят остаться в музеях наряду с теми произведениями, что понятны косной публике. И даже того более: произведения авангарда год от года (я хочу сказать, по мере все большей экспансии авангарда) стали куда более понятны публике, чем старое искусство.

- Разве так? - колко сказала Голда Стерн. - Неужели так уж понятны? Что поняла толпа в Родченко, Сэме Френсисе и Джаспере Джонсе? Поглядите на Ле Жикизду, наконец! Это вам не старое морализаторство.

- Безусловно, в этом их не упрекнешь.

- Вот видите.

- Мне кажется, - сказал Павел, - не существует более доступной для масс идеи, чем идея элитарности. Эта идея выражается так: ограниченное количество мест. Скажите у кассы, что осталось три билета (хоть в будущее, хоть в Париж) и поезд уже отходит, - и все ринутся! Раздавят друг друга! И что поражает: продадут не три билета, но триста. По-моему, это специальный торговый прием. На витринах пишут: берите, осталось последнее; а потом пишут то же самое опять и опять. И всегда осталось только три билета. И продают, и продают - без конца.

- И что же?

- Ошибка вышла. Количество обладателей билетов в будущее превысило количество оставшихся на перроне. Поехала в будущее как раз толпа. Сначала собирались послать в будущее только творцов, вроде Микеланджело и Снустикова-Гарбо. Но потом началась давка у кассы, многие купили билеты по блату, кого-то пустили зайцем, кто-то дал взятку, да и напечатали дополнительно еще кучу билетов. И главное, демократические институты не позволили ущемлять в правах избирателей. А начальство - президенты и банкиры, - те вне очереди как меценаты. Так что в поезд набилось столько народу - не продохнуть. Однако слух такой - что едешь среди избранных.

- Что ж, - так сказал на это Леонид Голенищев, - тут возможны, конечно, накладки. Всего не учтешь. И тем не менее история ничего другого не предлагает. Есть поезд в будущее - и он один. Если хочешь вернуть билет, как Иван Карамазов, то, - Леонид посмеялся в тициановскую бороду, - имей в виду: ты его не Богу теперь возвращать будешь, а истории. И останешься на перроне среди такой сволочи, что тошно станет. Захочешь в последний вагон вскочить - да поздно будет.

- Неужели выхода нет? - спросил Павел.

- Есть: взорвать рельсы - и пустить поезд под откос, как делают тобой любимые партизаны и революционеры. Только имей в виду, партизаны не только искусство взорвут, они всю цивилизацию угробят.

Так происходило в каждом разговоре: стоило Павлу усомниться в достоинствах авангардистов, как оппоненты приписывали ему революционные (то есть варварские) настроения. «Какой я варвар? Если я варвар, кто же цивилизованный гражданин? Неужели на Снустикове-Гарбо и Осипе Стремовском держится цивилизация?» - «Да, представь себе - они воплощают свободное высказывание в открытом обществе». - «Позвольте, говорил Павел, ведь вы сами - революционеры. Роза, вы выступали против соцреализма. Разве не ты, Леонид, поддерживал подпольные выставки? Так почему же теперь, когда так называемое авангардное искусство стало официальным, вы перестали быть революционерами?» И, едва произнеся эти слова, он понимал, что сказал неверно. Основным противоречием современного мира является оппозиция авангарда и революции. И если не видеть этого, если это не произнести отчетливо - то ничего не понятно.